Про вчера - [7]

порубали, так и ушёл. С тех пор тут, в Волочанке».

Правда это или нет, сейчас не проверишь. Тогда он был очень убедительным и немногословным. Пока не выпьет…

Материалы на стройку завозили по реке. В то время уже был «северный завоз»[2]. К нему готовились все без исключения. Везли топливо, строительные материалы, технику, продукты, бытовые товары. За срыв – исключение из партии, уголовное дело, снятие с работы. Но и в этой архиважной судовой программе была особая часть – «завоз по быстро мелеющим рекам», то есть по большой воде. Иначе никак. И тут были речники – особые мастера.

В Волочанку везли так: пришло судно – срочно разгрузить. Вода падает (уже отошла от временного причала). Слава богу, полярный день – круглые сутки. Что-то роняли в воду, ныряли, доставали, сваливали на берегу в кучу. И уже потом на «пене» – это такой лист железа – на тросах подцепляли к бульдозеру и везли всё это на площадку. Много работали и по тем временам много зарабатывали. И конечно, к концу стройки каждый имел по нескольку специальностей.

При школе, которую мы строили, должен был быть открытый стадион – футбольное поле, гаревая дорожка для бега. Без стадиона объект никак не сдать, а это значит, что денег не увидишь. На простой и, казалось бы, логичный вопрос: «Зачем? Когда дети приезжают – уже лежит снег, уезжают – ещё лежит» – последовал лаконичный ответ: «Так заложено в проекте!»

И это справедливо – у местных детей малых народов должно было быть не хуже, чем у детей «большой земли».

Срезали в тундре дёрн, тем же единственным бульдозером отбили дорожки…

К слову, нганасан осталось всего человек восемьсот, и значительная их часть оседло живёт в Волочанке. Ещё человек сто кочуют по Таймыру, охотятся, делают сувениры для гостей с материка. Лечатся у своих шаманов. Шаманам помогают дямады – духи в образе зверей.

Северные реки с низкими берегами постоянно ищут новое русло. Многое исчезает. Но остаётся память о соотечественниках, которые разводили в том краю первые костры, а столетия спустя зажигали электрические лампы в школе.

Люди с «большой земли» и сейчас продолжают работать там. Помогают местным богам заботиться о коренном населении, которое в них по-прежнему верит. Хочу побывать там. Хотя знаю, что школа через несколько лет сгорела, и многих уже нет, и страна другая. Обязательно съезжу.

Предприимчивый механизатор

Он через каждые два-три слова произносил «сука-на», и получалось это у него очень гармонично и для райцентра Новосёлово вполне себе естественно.

Нас свела с ним, механизатором широкого профиля, любовь к спорту. В 1972 году, только поступивших в Красноярский политех, нас, молодых абитуриентов, отправили в колхоз, так это называлось. А в целом – помогать селянам с уборкой всего, что рождала сибирская земля. Кого отправляли на турнепс, кого на картошку. Для нас в данном случае это был новосёловский ХПП, то есть хлебоприёмный пункт, куда день и ночь, как всегда в то время – аврально, ехали и ехали бесконечной чередой машины, гружённые зерном. Смены были разные, и днём, и ночью, но жизнь на разгрузке не кончалась, да и не начиналась. Просто это был эпизод начала студенческой вольной жизни, узнавания друг друга, нас, семнадцатилетних, делающих первые шаги в самостоятельную жизнь.

Сразу по прибытии в этот «филиал центра мировой культуры» начались поиски точки телевизионной трансляции. Тысяча девятьсот семьдесят второй год, далеко не в каждой деревне был хотя бы один телевизор, не говоря уже про каждый дом. Напряжение по поиску росло по мере приближения знаменательного и сегодня, великого события – хоккейного сражения СССР – Канада.

И вот тут на автоподъёмнике – он, механизатор «сука-на», с телевизором дома. К переговорам подошёл серьёзно:

– Короче, сука-на, приходите к вечеру, поговорим-на, глядишь, и сговоримся. Мне-то ваш хоккей, сука-на, по херу, да и поздно-на, а с вас ни дать ни взять. А мне, сука-на, и жинке рано вставать. Корову доить, свиней кормить, курей, сука-на, опять же. Приходите.

А это семь километров – может, меньше, но тогда казалось больше – от ХПП до его дома. Пришли.

– Ну чё, сука-на, пора картошку убирать, а то зимой скотину кормить нечем будет. А её, сука-на, вона сколько, почитай гектар засажено. Короче, десять соток – один матч. Выкопали – посмотрели, не выкопали – слушайте результат завтра по «Маяку».

И вот, поразгружав восемь часов машины, бежали к механизатору впятером или всемером. Копали как попало эти сотки и, успев только снять сапоги и помыть руки, абсолютно счастливые, усаживались на пол, на табуретки, как могли, чтобы только видеть экран.

Все помнят драматургию первой игры и желание побежать туда, за океан, и поддержать наших после первых 2:0. Все помнят, как пробудилась и распирала гордость после 2:3 в нашу пользу, как крепла вера в наших – мы их сделаем! Не можем не сделать! Мы лучшие! Якушев, Харламов, Рагулин – у борта мы можем и похлеще, так что зря вы без шлемов, патлатые пижоны.

И наш владыка картофельных полей и кучи скотины, таборов кур и индеек втянулся, загорелся, включился и уже ко второй игре не так пристально рассматривал выкопанные ряды. Жена его отварила и залила топлёным салом со шкварками и луком картошку, которую мы из одного чугунка ложками, без хлеба и тем более без ста граммов уже к концу первого периода поглощали…