Про меня и Свету. Дневник онкологического больного - [20]

А сегодня с утра доктор улыбался, и я понимала, что все хорошо, и почти решила, что можно в него и влюбиться. Не так часто попадаются на нашем жизненном пути умные люди с добрыми глазами и руками талантливого врача. Мобильный звонит беспрерывно, мои друзья хотят знать, в порядке ли я. В порядке. Мне осталось лишь выкарабкаться из больничной кровати, зализать раны и пережить пять недель лучевой терапии. Но это уже мелочи по сравнению с пройденными этапами. И глядя на моего молодого, но совершенно седого врача, я снова хочу жить. Фрейд еще сто лет назад описал процесс влюбленности пациенток в их лечащего врача, Фрейд, как всегда, оказался прав. “Первую перевязку сделаем через два дня”, – сказал мой хирург, осмотрев меня, и убежал к другим больным. А у меня даже лысина от радости взмокла. И в таком возбужденном состоянии мы и пошли всей нашей дружной толпой на завтрак.

День прошел в экспериментах. Говорят, у всех именно так проходят первые часы после операции, когда человек только-только начинает ощущать заново мир и методом проб и ошибок познает, какие функции организм уже может выполнять, а от каких пока предостерегает болевым сигналом. Нам с Надей повезло, у нее не работает левая рука, у меня – правая. А вместе мы можем действовать как один вполне здоровый человек. И только к вечеру мое настроение ухудшилось. Осмелев, я ощупала грудь более внимательно и поняла, что под пластырями, там, где у всякого нормального человека должен находиться сосок, – ровное место. Так без соска я и легла в тот день спать. И даже “Звездные войны”, которые мы с Надей посмотрели на моем ноутбуке, не смогли мне улучшить настроения. В общем, как сказала нам сегодня Тамара, зайдя попрощаться перед выпиской, “врачи бывают «от бога», врачи бывают «ну, с богом», и врачи бывают «не дай бог»”. Нет-нет, не подумайте, я ни на что не намекаю, я своего хирурга по-прежнему люблю, я просто на ночь немного философствую.

17 октября

Аня лежит в отделении уже два месяца. Ане сорок два, и она красивая. А еще Ане сделали операции сразу на обе груди, потому что у нее индекс ki 67 такой же высокий, как у Анджелины Джоли.

Опухоль у Ани была только в одной груди, и размер ее не превышал сантиметра в диаметре, но вероятность быстрого развития рака оказалась очень высока. Впрочем, там учитывался не только этот известный всем с подачи голливудской звезды индекс. На диагностирование повлияли еще и другие факторы. В нашей стране, хотя индекс ki 67 и рассчитывается при проведении гистологии, решающим он не является. Все остальные умные слова из диагноза я даже не буду здесь пытаться воспроизвести. Ведь в конце концов я изначально решила, что пишу не научный трактат, а дневник пациента. Так что и продолжу только об ощущениях, о восприятии, об эмоциях и о моих подругах по лечению. Итак, про Аню.

Оперировали ее сразу в четыре руки, двумя хирургическими бригадами, наш с Наташей любимый доктор и кокетливый Василь Петрович. И сделали такую же тонкую операцию, как американские специалисты – Анджелине Джоли. Надрезали кожу, вынули живую ткань, вставили импланты, зашили. С единственной разницей, что Ане эту операцию сделали в государственном медицинском центре, для нее фактически бесплатно, по полису обязательного медицинского страхования. Вот и говорите мне потом, что в России медицина отсталая. Все та же медицина, такие же, как и во всем мире, талантливые или неталантливые врачи. И, как и везде, излечение больного во многом зависит от человеческого фактора. У Ани теперь красивая грудь. Конечно, в первые дни после операции она плакала от боли. И рассказывает, что во время одной из первых перевязок даже умудрилась нашего хирурга от себя оттолкнуть. Инстинкт, знаете ли, сработал, настолько было нестерпимо больно от каждого прикосновения. А сейчас она уже только посмеивается при осмотрах: “Ну что вы из меня какую-то куклу силиконовую сделали? Неестественно же так, слишком идеально”. “Но ведь красиво”, – улыбаются в ответ врачи. И Аня честно соглашается: “Красиво”. И только врач-узист ругается, что слишком сильно Ане кожу растянули. Потому что до операции был у Ани второй размер груди, а теперь полноценный третий. “Любимый размер доктора что ли? – ворчит этот специалист при очередном плановом осмотре. – Почему больше естественного размера импланты покупали?”. И Аня сначала серьезно пыталась пояснять, что имплантов нужного производителя и нужного размера в то время в городе в магазинах просто не было, а потом она уже поняла, что врач каждый раз просто шутит и пытается ее развеселить. Потому что Аню в отделении любят. Аня стойко переносит все тяготы лечения. И, в отличие от Анджелины Джоли, у Ани впереди еще несколько курсов химиотерапии.

Ну и еще об Анджелине Джоли. Полгода назад, весной, когда голливудская актриса рассказала всему миру, как она обновила себе грудь, мы со Светой на нее тогда страшно обиделись. Нам казалось очень несправедливым, что мы тут в онкоцентре проходим лечение, борясь с реальным заболеванием, а она там, вдалеке, совершенно здоровые ткани удаляет. А сейчас, спустя время, я поняла, что испытываю благодарность к этой мудрой женщине и талантливой актрисе. Да, она сделала превентивную операцию, пытаясь избежать угрозы рака. Да, она рассказала об этом всем и призвала женщин не бояться последовать ее примеру. И в те недели, когда между мной и доктором шел длительный спор – пытаться оставить мою грудь на месте или “резать все к черту, не дожидаясь перитонита”, – я, конечно, отстаивала свою точку зрения, но подспудно уже готовилась и к радикальному исходу. Я ходила по магазинам, приглядывалась к постоянным и временным имплантам, рассматривала специализированное белье и восторгалась красотой купальников для тех женщин, кто пережил полную мастэктомию. А самое главное, что я заготовила себе правильную речь и победную улыбку. Я уже представляла, что в тот момент, когда кто-то начнет выспрашивать: “А как это, жить с удаленной грудью?” – я буду скептически морщить лоб и недоумевать в ответ: “Да вы, оказывается, не в тренде, сейчас все так делают, это же модно, это как у Анджелины Джоли”.