Про людей и звездей - [65]

– Не знаю.

– Вот и я не знаю. Прибабахнутая она все-таки. Возьмет что-нибудь и отмочит. Контуженая, одно слово… Да, помнишь, мы с тобой как-то о видеокамерах над каждым рабочим местом говорили? Сегодня ночью установят. Так что ты теперь лифчики и колготки на рабочем месте на радость службе безопасности не поправляй, – игриво подмигнул Габаритов. – В туалет ходи или в курилку.

– Так вы ж сказали, что и там тоже камеры повесят, – кокетливо склонила головку набок Уля.

– Точно, – согласился босс. – Тогда ты по этой надобности ко мне в кабинет заглядывай. Я против не буду.

И, найдя свою шутку удачной, громко, раскатисто захохотал.

Сочи, море, фестиваль

Через два дня Асеева и Федулов были уже в Сочи. Вернувшая милость шефа Уля выбила для себя, любимой, оплату одноместного номера. Федулова подселили к какому-то мужику из Сибири, приехавшему на семинар то ли строителей буровых вышек, то ли руководителей частных охранных предприятий. Асеева в подробности вникать не стала, но приказала Федулову дорогую фотоаппаратуру оставлять на ночь у нее в номере.

Поначалу было скучновато. Большая часть звезд должна была подтянуться к закрытию, а пока на пляжах и в ресторанах тусил или молодняк, засветившийся в паре эпизодов, или старые перечницы, блиставшие на экране лет сорок назад и приглашенные устроителями фестиваля в качестве героинь ретроспективного показа картин советского периода. Эти черепахи Тортилы приволокли с собой внуков и целыми днями гонялись за ними по пляжу, вопя и причитая.

За первый день Федулову только и удалось, что снять сидящую враскоряку на пляжном лежаке пятидесятипятилетнюю матрону – жену одного из мэтров отечественного кинематографа, да щелкнуть, как небезызвестный Миша Заозерный помогает завязать лифчик от купальника коллеге по театру Зое Завальницкой. И хотя и Федулов, и Асеева прекрасно видели, что замок у бюстика сломался, когда актриса каталась на крутой волне, а также слышали, как она, бедолага, переживала: «Мне б только до номера теперь добраться!», преподать сюжет в газете «акулы пера» решили так: снискавший себе лавры Казановы Заозерный на юге сблизился с притворяющейся скромницей и недотрогой Завальницкой. А фотография раскорячившейся матроны должна была понравиться Габаритову тем, что у супруги киномэтра была плохо пробрита промежность. Не абы что, конечно, но репортаж на полосу сделать можно. А значит, день прожит не зря и командировочные потрачены не напрасно.

В канун закрытия кинофорума в Сочи приехала Гортензия, с недавних пор, помимо вокального, обнаружившая в себе еще и артистический талант. Белокурая красотка снялась в главной роли весьма и весьма посредственного фильма, но картина была включена во внеконкурсный показ – видимо благодаря нешуточным финансовым вливаниям супруга.

Доложив о появлении Гортензии шефу, Уля получила приказ: следить за ней днем и ночью, а особое внимание обратить на ее контакты с Заозерным.

«А ты знаешь, что пресс-секретарь этой суки встретила вчера на тусовке твоего Ярика и сказала, что Гортензия собирается подавать на «Бытие» в суд? – поведал Асеевой Габаритов. – За тот снимок, где ее Заозерный за задницу лапает. Девица эта начала Ярику заливать, что Гортензия с Заозерным даже не приятели, а коллеги – Миша у нее в каком-то клипе снимался. Если так на свою невинность упирает да еще судом грозит – точно он ее потихоньку трахает. Вот увидишь, эта проститутка в Сочи со своим хахалем обязательно где-нибудь засветится! Без фоторепортажа о шурах-мурах между ними можете не возвращаться!»

Все попытки официально выяснить, в каком номере остановилась Гортензия, ни к чему не привели. Администрация отеля категорически отказалась предоставлять подобную информацию «просто отдыхающим». Уля доказывала, что они журналисты, совала под ответственные носы редакционное удостоверение, врала, что аккредитацию на фестиваль они не получили из-за досадной оплошности какой-то секретарши в оргкомитете (на самом деле «Бытие» просто отказались аккредитовать за его «бульварную направленность»). Не помогли ни посулы, ни угрозы привлечь администрацию отеля за отказ в предоставлении информации сотрудникам СМИ.

Тогда Асеева и Федулов начали прочесывать этажи с элитными номерами, опрашивая портье и горничных. Те, напуганные угрозами увольнения за «чрезмерную болтливость», молчали, как партизаны. Наконец «бытийцам» повезло. На седьмом этаже они наткнулись на странную женщину, обрезавшую засохшие листья на цветах в холле.

– Гортензия, Гортензия, – нахмурилась тет­ка, припоминая, где она слышала это имя. – А это не та, что про любовь поет? И все больше про несчастную: про расставания, про разлуку?

– Она, она! – обрадовалась Уля.

– Так я сегодня видела, как она в семьсот третий заходила. Дверь ей какой-то мужик откры­вал. Я еще подумала, ейный муж, что ли?

– Точно в семьсот третий? – не могла поверить своей удаче Уля.

– Да точно. Чай, у меня глаза-то на месте, – обиделась тетка. Но, получив за информацию 100 рублей, смягчилась и даже вызвалась показать дверь, за которой скрылась Гортензия.

– А вы чё, ее фантомы, что ли? – поинтересовалась тетка, когда они шли к заветной двери по коридору.