Про электричество - [3]

— Он понедельниками торгует! — закричал старик. — Слышь, понедельниками! Воскресеньями не хочет торговать — понедельники ему подавай!

— Я служил в цирке, — сказал Жорж. — Жрец искусства. У нас был номер… я ходил по канату с девушкой на руках…

— Надо же! — сказала Лиза, осторожно откусывая от ломтя вареной колбасы, который она держала длинными ногтями. — Я тоже люблю цирк…

— Жрец! — обрадовался старик. — Это ж надо! А жрецам хорошо платят или как?

— По-разному, — сказал Жорж, глядя на Лизины коленки, обтянутые черными чулками с блестками. — Но я, знаете, ушел из цирка… душа болит… — Он приложил руку к груди. — Врачи сказали, что мне это вредно, вот я и ушел…

— Надо же… — Лиза прикрыла большой ладонью рот, чтобы поскорее и понезаметнее прожевать колбасу.

— Эти розы вам, — сказал карлик, глядя ей в глаза. — Вы так похожи на мою сестру, Лиза. Очень похожи.

— А она тоже в цирке работала?

— Работала. Но однажды она сорвалась с трапеции и разбилась. — Он достал из внутреннего кармана пиджака небольшую фотографию и протянул Лизе. — Ее звали Изольдой.

— Изольдой… Какая красивая! — с восхищением сказала Лиза. — Неужели насмерть?

Карлик вздохнул и закрыл глаза.

— Такая красивая — и умерла… И как же вы теперь?

— Жить-то надо, — сказал Жорж.

— Да, никуда не денешься, надо…

В прихожей зазвонил телефон. Лиза вжала живот и вылезла из-за стола.

— Вы тут угощайтесь, а у меня дела…

Жорж встал. Лиза смутилась и выбежала из кухни на цыпочках, и только тогда карлик опустился на стул.

— Видал, какая она у меня… — Старик поковырял пальцем в зубах. — Девка она ничего, только вот детей нету.

— Усыновить можно, — сказал карлик. — Или удочерить.

— Это еще зачем? — удивился старик. — Тут живая баба ходит, пусть рожает. Свой ребенок — он свой и есть, а чужой — он все равно чужой, а не свой. — Он нахмурился. — С виду она, конечно, говна пирога. И жопа отросла… говорит, природа такая…

— А что жопа? — Карлик поковырял в зубах пальцем. — Женщина без нее не женщина, а коза турецкая. У комара и то жопа, а женщине без жопы совсем стыдно… срам, а не женщина…

— Без жопы-то?

— Ну да. Это разве плохо, если такая природа? Природа умнее нас, Михаил. Да и куда ты без жопы? Никуда.

— Никуда, — согласился Сунбулов. — Без жопы мы б тут с тобой не сидели, а лежали. А лежа разве выпьешь? Лежа не выпьешь, а только разольешь.

— Ну да. — Жорж закурил. — У меня в Угличе тоже женщина была, настоящая, билетершей у нас работала…

— И чего?

— Ничего.

— А.

— Хорошая была женщина…

— А потом что?

— Потом ничего.

— Тогда давай выпьем. — Старик был сильно пьян и уже начал ронять голову. — Выпьем, телевизора посмотрим… любишь телевизора, жрец?

— Ты пей, а мне хватит. — Карлик посмотрел на часы. — Мне еще работать надо.

— Лиза! — закричал старик. — Выпей с нами, Лиза! — Дочь не откликнулась. — В ванне, наверное. Любит она это дело. Купаться любит, как утка. Целыми днями в воде сидела бы… Куда ты на ночь-то глядя?

— Дела.

С рюкзаком за плечами Жорж вышел на улицу и сел в автобус.

Он сошел на кольцевой автодороге, дождался, когда задние огни автобуса исчезнут за поворотом, и двинулся в лес. Он хорошо ориентировался в темноте, да и дорога была ему знакома.

Через полчаса он достиг опушки, с которой открывался вид на дачный поселок, окруженный высоким кирпичным забором. Темная масса домов, редкие огоньки — где окна, где уличные фонари.

Жорж вытряхнул из рюкзака спортивный костюм, кроссовки, быстро переоделся, натянул лыжную шапочку до бровей, попрыгал, проверяя, не выдаст ли его амуниция каким-нибудь звуком, спрятал рюкзак под деревом и легкой трусцой побежал к поселку, погруженному в сон.

Он ловко вскарабкался на старое развесистое дерево, которое росло у забора, замер, прильнул к стволу, прислушиваясь и осматриваясь. В темноте едва различимо чернел большой трехэтажный дом, а справа, ближе к ограде, стоял деревянный флигель под черепичной крышей. Окна в первом этаже флигеля были слабо освещены.

Не обнаружив ничего подозрительного, Жорж спрыгнул на кирпичную ограду. Во дворе за забором стоял столб с фонарем, от него на четырехметровой высоте к флигелю тянулся временный кабель. От ограды до столба было метра полтора. Жорж прыгнул, обхватил столб, отдышался, ступил левой ногой на кабель, перекрестился, сжал губы в ниточку, раскинул руки и медленно двинулся скользящим шагом к флигелю, стоявшему метрах в тридцати от забора. Вниз он не смотрел. Он глубоко и размеренно дышал, слегка приседая при каждом шаге. Сердце его билось ровно и редко, как у лягушки во льду.

Достигнув флигеля, Жорж легко взобрался на крышу и нырнул в чердачное окно. Вытянув перед собой левую руку, а в правой сжимая нож, бесшумно спустился по лестнице и присел у входа в гостиную.

В комнате горел ночник. На широком диване мужчина и женщина занимались любовью — влажные напряженные тела звучно сталкивались, мужчина при каждом движении издавал звуки, похожие на хриплый собачий лай, женщина заходилась горячечным бессвязным шепотом.

Пахло крепкими духами, дезодорантами и мастикой — видимо, здесь недавно натирали пол, но сильнее всего пахло потом.

Жорж терпеливо ждал, по-прежнему сидя на корточках.