Про баб - [9]

Иду в комнату за альбомом.

Кричит из кухни:

– Ты тут везде куришь?

– Ага.

– Вот это правильно. Как мне это надоело: «Послушай, ты не мог бы здесь не курить?» – кривляясь. А где мне курить? Анька меня вечно куда-нибудь отсылала.

Возвращаюсь с альбомом:

– Кстати, как она?

Отмахивается:

– А… Что ей сделается? Слушай, пока не забыл. Звонит мне недавно Вовка Фомичев. Говорит: я сейчас к тебе с девушкой приеду, она, говорит, хочет втроем. Ну, хрен с вами, приезжайте. Втроем так втроем. Хотя я этого не люблю.

– Да, я знаю, – подкалываю.

– Тем не менее я по такому случаю пропылесосил, пыль протер почти везде, белье чистое постелил. Диван отодвинул от стенки к центру комнаты, чтобы подходы со всех сторон были свободны… Кандидат наук, психолог – нимфоманка с бешенством матки. Просто дотрагиваешься до нее, а она уже вибрирует вся в твоих руках… Как она кричала, как стенала. Бедные соседи! А я только что квартиру купил, только въехал. Что они обо мне подумали? Так, посмотрим. – Открывает альбом. – Вау! Ну, что тебе сказать… Какие волнительные изгибы! – Чертит пальцем по фотографии. – Сиськи вроде есть… Нет, если серьезно, тут есть что ревновать. Есть за что опасаться. Вот он – повод для ревности. Вот, – тычет пальцем в снимки, – мне это знакомо. Слушай, а при такой внешности что у нее с мозгами?

– Молодая-дурная, но умная. Умная… Смеется, правда, не в тех местах.

– Смеется не в тех местах – это плохо, – с видом знатока. – Это уже не перерастет.

Не знаю, зачем я все это ему говорю. Мне сорок семь. Я давно живу на свете. Теоретически я бы уже мог стать дедушкой. Или вовсе – умереть. А все равно веду себя как мальчишка. Мне кажется, что другие мужчины опытнее и мудрее меня. Тот же Алик… Но никто ничего не знает наверняка. Все мы живем невпопад, наугад, как придется, или обманываем себя. Все мы, по большому счету, дети – седые, лысые, морщинистые, страдающие гипертонией, язвой луковицы двенадцатиперстной кишки, простатитом, геморроем…

Помню, бабушка забирала меня из школы. Наверное, я учился тогда в первом классе. Она держала меня за руку. Мы шли домой. Рука ее была теплой. И вся бабушка казалась большой и теплой. Мы шли медленно. Она жаловалась на сердце и то и дело останавливалась. Мне было хорошо рядом с ней, спокойно, уютно. Мне и сейчас хочется, чтобы кто-то большой взял меня за руку и повел куда-то, где я буду в безопасности, в какое-то такое место, где меня со всех сторон будет окружать забота…

– Понимаешь, я не знаю, как она ко мне относится.

– Она что, не говорит, что любит тебя? – удивляется.

– Да нет, говорит.

– Ну, а что тогда?

– Не знаю. Как-то не так, может, говорит. Ну и кроме слов это же еще по-всякому проявляется. Должно проявляться…

– Она слушает то, что ты ей говоришь?

– Слушает. Внимательно слушает, заинтересованно.

– Хорошо. В постели она все для тебя делает?

– Да вроде, – пожимаю плечами.

– Ей хорошо с тобой в постели?

Вот прицепился!

– Думаю, да. Но она никогда не сказала мне, что я самый лучший. Понимаешь, никогда не говорила мне, что так, как со мной, ей еще ни с кем не было хорошо…

– Ну, а если бы говорила, ты бы изучал паутину на люстре и думал: «Ну-ну…»

– Да, но это уже второй вопрос. И еще: она меня не гладит.

– В каком смысле? – недоумевает.

– В прямом. Лежим, смотрим телевизор – я ее глажу. По голове, по попе… Ну, я же знаю, что ей приятно. И мне приятно делать ей приятное. Это же понятно. Мне тоже было бы приятно, если бы меня гладили по голове, по попе… Но она меня не гладит.

– Послушай, ты храпишь. – Совершенно не к месту, по-моему.

– При чем тут?

– Как при чем? Я в ужасе оттого, что мне сегодня придется с тобой спать. Я знаю, как ты храпишь – одеяло сдувает! А она спит с тобой чуть не каждый день и терпит. Это ли не доказательство ее любви?

– Ну, не знаю. Я как-то спал с одной барышней, так она меня раз десять за ночь будила только затем, чтобы сообщить: «Илюша, ты храпишь». Она всю ночь это твердила как сумасшедшая. Как будто я сам не знаю. Вроде она мне какую-то важную информацию хочет донести. Главное, одну и ту же фразу талдычит и талдычит: «Илюша, ты храпишь. Илюша, ты храпишь…» Не удосужилась даже слова местами поменять, чтобы не так однообразно звучало. Утром уехала, даже не позавтракав. Хотя я предлагал. Даже кофе не выпила. С тех пор я ее не видел.

– Вот, правильно! А Ольга не сбежала от тебя после первой же ночи. Кстати, сколько вы уже вместе?

– Полгода, чуть больше.

– Да ей памятник поставить нужно! – взвивается.

– Да нет, она засыпает раньше, а просыпается позже… А в ее возрасте сон крепкий. Младенческий. Она ничего не слышит.

– Она что, глухая? Вот ты же не слышал никогда, как ты храпишь!

– Ерунда это все. Я привык, что меня любят женщины. Так любят, что мне воздуха не хватает, так, что дышать нечем. А тут столько воздуха вокруг, понимаешь?.. И не гладит.

– Может, тебе все это кажется? Ну не гладит она тебя… Знаешь, чувство, что недодали, развито в людях сильнее чувства благодарности.

– Может быть, у нее, как ты говоришь, в конструкции не заложено – гладить?

– У всех заложено.

– Заводской брак? – выдвигаю версию.

– Пойду поссу. – Он привык все делать заранее – когда идет в туалет, штаны начинает расстегивать уже на кухне.