Призыву по возрасту не подлежит - [35]

— Да, — протянул лейтенант. — Дело дрянь.

— Разрешите, товарищ лейтенант! — Петр положил на стол перед Евдокимовым толовую шашку с обрывком запального шнура. — Вот, нашел… Можно вместо гранат использовать, только наловчиться!

— И сколько их у вас?

Петр пожал плечами:

— Пяток, товарищ лейтенант!

Димка высунул нос из-под шинели и спросил осторожно:

— А бомба пригодится?

— Какая бомба?

— Здоровенная! — стал объяснять Димка, досадуя, что в суматохе он совсем позабыл про нее. — С тонну, может, будет! Вон там, у флигеля!

— А ну-ка показывай! — приказал Евдокимов.

Флигель, вернее, его обломки, находился как бы на «нейтральной полосе».

Добрались до бомбы ползком, осмотрели засыпанный стабилизатор.

— Пожалуй, и вправду тонная. Вот уж подложили фрицы свинью под бок, — сказал, возвратясь, Евдокимов. — А что, если замедленная?

— Нет, я часового механизма не услышал! — заверил сержант Урузбаев. — Вот бы нам ее использовать, а?

За восточной стеной дома вспыхнула перестрелка. Бойцы мигом заняли свои места. Стрельба шла где-то в глубине расположения врага, это озадачивало, настораживало. Чаще обычного взлетали ракеты, немцев явно что-то встревожило.

— Новую штуку придумали, что ли? — бормотал сержант Урузбаев, стараясь разглядеть что-то во дворе. — Он вдруг привстал: — Товарищ лейтенант! Ползет кто-то!

— Хлопцы, помогите! — раздался снаружи чей-то голос.

Хлестнули пулеметные очереди.

— Давай сюда! — сержант втащил кого-то в окно.

Человек был в советской морской форме, без каски и оружия.

— Вивтоненко! — вглядевшись, узнал Евдокимов. — Старшина!

— Он! — обрадовался прибывший. — Товарищ лейтенант! Живой! А мы думали…

И они крепко обнялись.

Потом старшина Вивтоненко стал докладывать. Приказ был краток: утром в пять ноль-ноль необходимо взять дом на набережной за школой.

— Наши пойдут в лоб, а вы с тыла, — говорил Вивтоненко. — В пять ноль-ноль. Сигнал — две красных ракеты!

Евдокимов надвинул каску на брови.

— Задача ясна? — спросил он, оглядывая своих.

— Ясна, — сказал Урузбаев. — А раненых как же? С собой?

— С собой! Раненых понесут… — И, оглядев бойцов, лейтенант Евдокимов начал называть фамилии самых рослых и сильных товарищей, и бойцы молча кивали.

Помолчав, лейтенант начал называть бойцов штурмовой группы, которые штыком и гранатой должны проложить путь остальным.

— До берега метров пятьсот, — прикинул он. — Нужно преодолеть этот участок как можно быстрее. В этом наше спасение. Приготовиться!

— А я? — тихо спросил Димка, когда все разошлись по местам.

Евдокимов посмотрел на него:

— А ты держись-ка, парень, поближе ко мне и к старшине! Понял?

— Понял, — ответил мальчишка, сжимая автомат.

— Ну и хорошо, — улыбнулся ему Евдокимов и спросил вдруг, не отрывая глаз от окна и прислушиваясь к чему-то: — Ты комсомолец?

— Нет, — вздохнул Димка. — Мне в этом году вступать… А тут — война…

Брезжил рассвет. И вдруг за окном что-то щелкнуло, захрипело, потом донесся усиленный динамиком голос:

— Русские солдаты! Слушайте! Передаем важное сообщение! Через несколько дней Сталинград падет! Одумайтесь! Вы страдаете от голода и жажды! Ваши раненые умирают без медицинской помощи. Немецкое командование во избежание излишнего кровопролития предлагает вам сдаться! Каждый, кто выйдет без оружия, получит хорошие условия и питание три раза в день. Раненым будет оказана медицинская помощь!

Сержант Урузбаев стиснул пулемет:

— Заткнуть ему глотку?

— Отставить! — приказал Евдокимов.

Динамик, похрюкивая, гремел на весь квартал:

— Выходить без оружия, с белым флагом! На размышление — один час! Все оставшиеся по истечении часа в здании будут уничтожены!

Евдокимов завернул край рукава: было три часа утра. Еще час, отпущенный немцами, — это четыре. Не хватает часа, шестидесяти минут…

— Ничего, — тихо сказал лейтенант своим. — Час — это очень даже неплохо. Подготовимся, передохнем. А там и двинем!

— Чихали мы на этот час! — сказал с насмешкой Петр. — Неделю взять не могут, а час им ничего не даст! Нам бы патронов побольше да гранат!

Несколько минут все лежали молча. Даже раненые не стонали, прислушивались. Молчание становилось тягостным.

— Товарищи! — сказал лейтенант. — К нам поступило заявление от Димитрия Климова с просьбой принять его в комсомол!.. Урузбаев!

— Я! — откликнулся сержант.

— Вы, по-моему, комсорг роты. Мы можем сделать это?

— По Уставу — нет, но, учитывая обстановку…

— Да чего там! — подал голос Петр. — Пускай биографию расскажет!

— Чего? — не понял Димка, всерьез или нет говорят люди о таком деле накануне штурма. — Ведь прорыв…

— До прорыва еще сорок девять минут, — сказал Евдокимов. — Так что рассказывай, Димка, свою биографию!

— Родился я, — начал мальчишка, и голос его прервался: о чем мог рассказать он, обыкновенный школьник, никуда из города не переезжавший, никаких подвигов не совершивший.

— Смелей! — весело сказал Урузбаев. — Как в классе! Ну!

Димка вздохнул и начал говорить. А люди, слушая чистый, звонкий мальчишеский голос, на какой-то миг забыли про войну и прорыв.

— О родителях расскажи! — попросил кто-то, и Димка помрачнел:

— Отец пропал без вести, мама погибла… когда через Волгу…

— Ясно! — поспешно сказал Урузбаев. — Я, как комсорг роты, предлагаю принять Дмитрия Климова в ряды Ленинского Союза Молодежи! Кто «за»?