Призыв Духа - [67]

Однако жертва, хоть она уже не бунтует, еще не уничтожена до конца. Нельзя, чтобы большинство было судимо совестью меньшинства. Битва не закончена, пока меньшинство не отказалось от чтения своей истории. Идеология необходима затем, чтобы люди, принадлежащие к меньшинству, отказались от самих себя или, по крайней мере, свыклись с маской, которая надолго скроет лицо.

Идеология постулирует время для ее основания. Это выражение означает не просто исторический период, но ритм, нечто вроде Бергсоновой длительности, которая, если вы, из страха или из соображений выгоды, станете ее сообщниками, лишит вас вашей особенности и бросит вас в то, что будет выдано за истину. В этом утонченное и ужасное насилие, которое может обойтись и без оружия. Оружие, в конце концов, лишь символ отлучения, которому подвергается другой.

Несомненно, войну ведут боги. Земля лишь отражает безжалостность небес. Смерть столь чужда и враждебна нашей природе, что должна быть подчинена божественной причине. Отвергаемая человеком как последнее жало в его плоть и в его историю, она может быть основана только на воле Бога, Который вправе избирать себе наместников, каких Емуугодно. Вот почему учение о смерти не находит себе истинного места в религиях рока, в которых боги и богини подвержены человеческим страстям. Учение о смерти других мыслимо лишь в таком единобожии, в котором Бог не знает любви к другим, ведущей Его на смерть. Если Бог не приемлет смерти на Себя, чтобы сделать других участниками возникающего из нее воскресения, Он неукоснительно обрекает не своих на уничтожение. Бог, Который не знает внутреннего диалога с Самим Собой, тем более не знает диалога с язычниками и неверными. Еврейская чуткость допускает, что на вопрошания Иова дается подлинный ответ в том воздаянии, которое получает он за свои испытания. Но для того, кто осознает неизмеримое, ответ Иову несет только позднейшее единобожие, в котором открывается «Агнец, закланный прежде веков».

Хуже всего, когда человек основывает ложь своего сердца на Боге, на Боге, который решительно избирает себе наместников, чтобы сделать из них убийц. Это учение не знает античного рока, которому были подчинены боги и богини с человеческими страстями. Смерть других становится необходимой, когда Бог представляется всемогущим, Который гонит злого от Лица Своего и не принимает смерти на Себя. Единственный способ для Бога вступить в диалог с человеком — это отказаться от Своего всемогущества из бесконечного сострадания и уважения к свободе Своей твари. Тогда Бог возникает из Своей добровольной смерти в воскресении, восстанавливающем человека.

Когда христиане убивают во имя Христово, они «иу–действуют», в том смысле, что обращаются к Богу, отлучающему чужих, в духе 8–го и 9–го стихов 1 Зб–го псалма: «Дочь Вавилона, опустошительница! Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!».

Отрицает такую позицию один Иисус Христос: «Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Фил. 2,6–8).

Сколь далек христианский мир, со своим понятием о священных войнах против неверных, от этого воззрения! Я не буду останавливаться здесь на истории христианских народов, узаконивших насилие. Священные войны против «неверных» велись христианскими государями разных стран, в частности, Испании. Если крестовые походы не заимствовали из ислама всех элементов понятия «джихад», тем не менее верно, что права Божий — как у пилигримов Запада, так и в Византийской империи — защищались в походах, которые проповедовали мистики. Обращаясь к английскому народу, св. Бернард Клервоский говорил: «Земля дрожит, ибо Господь небесный утратил Свою землю, на которой Он явился среди людей (…) И сейчас, по грехам нашим, враг Креста поднимает там свою кощунственную голову и опустошает мечом землю святую, землю обетованную». Участие в крестовом походе означает, по св. Бернарду, спасение, прощение грехов и вечную славу. Он, вероятно, не задавался вопросом о том, была ли Палестина для мусульман святой землей, связанной с вознесением Пророка. При этом подходе Слово доказуемо мечом.

То же самое следует сказать и об исламе, который осуществлял завоевания во имя Божие и признавал за собой статус завоевателя. Христианский мир в форме империи был во многом подобен так называемому Дар эль Ислам, пространству, управляемому мусульманами, с немусульманской частью Дарэль–Гарб, где велась война во имя Божие, джихад. Ислам связан не с местом, а со Словом, и он узаконивает священную войну из желания принести Слово Божие в завоеванный край. Мусульманская религия в странах, покоренных мусульманами, предлагалась язычникам, если те соглашались ее принять, но не иудеям и не христианам.

Стало быть, нужно признать, что мусульманская священная война требует от воина духовной подготовки; она завершается великой внутренней битвой против страстей, которая называется джихад акбар. Здесь св. Бернард, сам того не зная, являет сходство с последователем ислама, ибо крестоносец, как и мусульманский воин, получает спасение в битве за Бога.