Призвание варягов. Норманны, которых не было [изд. 2013 года] - [81]

.

Работы Ю. Ире получили широкое хождение в европейских научных кругах, в частности, они произвели большое впечатление и на Г. Ф. Миллера, выписавшего их в Петербург, и на А. Л. Шлецера, ссылавшегося на Ире в своих работах. Этот небольшой историографический экскурс хорошо показывает, как в шведском обществе постепенно росло убеждение в том, что в великом шведском прошлом была и страница, которую вписали «византийские варанги шведского корня», и что рунные камни должны были хранить об этом неопровержимые свидетельства, — убеждение, которое к концу XVIII в. стало расходиться кругами и в европейских образованных кругах.

На этом фоне вполне естественно предположить, что именно в конце XVIII в. какому-нибудь ревностному приверженцу идеи великого прошлого свеев могла во время визита в Венецию прийти в голову мысль «украсить» рунами венецианскую достопримечательность — мраморного льва у входа в Арсенал: при некоторой сноровке было не так сложно придать орнаментике нужный «среднешведский» вид (копии рисунков с рунных камней публиковались) и «состарить» рунные знаки до нечитабельности — все это вполне могло расцениваться как невинное злодейство с благой целью — укрепить в умах просвещенных европейцев то, во что многие и так свято верили. Отсюда и те несообразности, о которых говорит Е. А. Мельникова, в частности, «необычный выбор предмета». Действительно, грубые «варанги» вроде бы не царапали свои имена на произведениях искусства — такое больше соответствует временам просвещенным.

Завершая полную приключений историю пирейского льва, следует сказать, что С. В. Ф. Янссон не высказывал собственных сомнений в том, не являются ли рунные надписи на пирейском льве позднейшим фальсификатом. Однако он с добросовестностью, делающей ему честь как ученому, представил все, бывшие в его распоряжении, сведения об этом источнике. С мечтой же о том, что руны были выбиты рукой «шведских» варангов, ему все-таки не захотелось расставаться, поэтому свою статью он закончил следующими словами: «Совершенно головокружительна мысль о том, что эти рунные надписи определенно констатируются на греческом мраморном льве, созданном где-то в IV в. до Р.Х., рунные надписи, высеченные шведским вэрингом около 900 лет тому назад. Это продолжает оставаться действительной сенсацией, монументальным чудом. И оно не должно затмеваться тем, что некоторые скандинавские исследователи потеряли головы при виде льва из Пирея»[144].

Отношение шведского исследователя к представленным сюжетам было окрашено яркой эмоциональностью, что, повторяю, не помешало ему дать полную источниковедческую картину относительно ситуации с рунными надписями на пирейском льве и подчеркнуть, в частности, что «рунные знаки не дают никакой возможности реконструировать топоним Roþrslanti/Roslagen». Непонятно, что помешало Е. А. Мельниковой сделать то же самое во втором издании своей монографии. Вместо этого она закрепила в российской науке фантазии начала XX в., связанные с образом топонима Roþrslanti, якобы начертанного на пирейском льве. Свидетельством того, какое влияние это оказывает, может служить, например, высказывание Д. А. Мачинского, прозвучавшее на конференции «Сложение русской государственности в контексте раннесредневековой истории Старого Света», состоявшейся в Эрмитаже в мае 2007 г. (сделанное в рамках обсуждения выступления B. C. Кулешова «К оценке достоверности этимологии слова русь»): «Рослаген зафиксирован в первой половине XI в. на Пирейском льве — это принятое наукой (? — Л.Г.) чтение… Этот этноним (? — Л.Г.) и топоним имел давнюю традицию: люди писали, что „они приехали из Росланда“ (? — Л.Г.)…»[145]

Точка зрения Янссона относительно невозможности прочтения рунных надписей на пирейском льве принято сейчас современными шведскими учеными. Вот отрывок из статьи сотрудницы Исторического музея в Стокгольме Инги Уллен от 2009 года: «Мы не знаем содержания этих рунических надписей. В течение 200 лет, т. е. с тех пор, как данные надписи стали известно разными учеными предлагались более или менее фантастические толкования. В1913 г. преподаватель шведского языка Эрик Брате расшифровал как будто мужские имена Эскиля, Хорса и Ульва… Но сегодня и его поэтические толкования отвергнуты, в частности, исследователем рун Свеном Б. Ф. Янссоном, или „Рунным Янне“ (такое прозвище получил проф. Янссон от своих коллег за необыкновенный энтузиазм в изучении рун и преданность делу рунологии. — Л.Г.)… Есть основания полагать, что руны были нанесены в разные периоды, поскольку они выполнены разными стилями[146].»

Совершенную невозможность прочтения рун на пирейском льве подтверждает и современный шведский историк Д. Харрисон[147].

Вот такая история с географией и с отчаянными попытками доказать присутствие названия Рослаген хотя бы в конце так называемой викингской эпохи. Но это имя образовалось тогда, когда там образовалась суша, т. е. уже за пределами «эпохи викингов».

О викингах, с рогами и без рогов

Для понимания того, как сложился исторический миф, или, как сейчас говорят, «конструктив», о викингах, приходится обращаться к истории западноевропейской мысли аж XVI века, в частности, к такому ее феномену, как готицизм. Представители этого течения стремились реконструировать историю готов, прямыми потомками которых ощущали себя североевропейские народы. Особо авторитетная роль в этом деле выпала представителям шведского готицизма, поскольку юг Швеции — Геталандия стал с XVI века рассматриваться как прародина готов.