Призвание варягов. Норманны, которых не было [изд. 2013 года] - [79]

„Толир, брюти (должностное лицо конунга. — ЕМ.) в походе / в войске“, в обязанность которого, как считает О. Ф. Фрисен, входил сбор команды и оснащение корабля (Friesen 1913. S. 58). Использование слова roðr в качестве топоосновы связано с административным делением Средней Швеции, и в первую очередь, прибрежных областей на „корабельные округа“ (skepslag), каждый из которых должен был поставлять снаряженный корабль с командой в войско, собираемое по приказу конунга (ледунг)…

Следующее за топонимом *Roðrsland слово начинается, согласно чтению Э. Брате, руной b, которая, по его мнению, может открывать глагол búа „жить, обитать“ в форме претерита 3 л. мн. ч. bjoggu… Фраза тогда определяет заказчика надписи (и погибшего?) как жителей области *Roðrsland.

… Часть надписи на отдельных фрагментах полос — II-В — читается Э. Брате как единая надпись…

Таким образом, надпись II читается: Þeir Isk- […] — rleifr letu hoggva vel […] Róþrs landi b- […] — a sonr k- (-a suirk-) ru-[…] — ar Jyessar // ufisuk-… s?sa?… // vann farinn.

Перевод Э. Брате: „De Äskil (m.fl. och [To])rlev läto hugga väl, som i Rodrsland (Roslagen, sjökusten) bodde. N.N., son till N.N., högg dessa runor. Ulv och NN. målade [efter Horse (?). Guld] vann han på sin färd“.

Перевод на русский язык: „Они, isk- [ряд личных имен и] — rlifr велели высечь хорошо [… в] Родрсланде […] сын (?) […] эти руны (?) // ufisuk- […] s?sa? […] завоевал, поехав (в поездке)“.

Все четыре надписи, нанесенные на скульптуру льва, бесспорно, принадлежат шведской рунографической традиции XI в.: об этом свидетельствует характерная орнаментика надписей I-А и II, упоминание свеев (sviar) в надписи I-В, специфически шведские грамматические формы в надписи I-С, вводные формулы и определения во всех надписях.

Вместе с тем нет оснований полагать, как это делал Э. Брате и его предшественники, что все надписи образуют единый текст и посвящены одному и тому же человеку… Единственно действительно общей для всех надписей особенностью является замена руны R руной г во всех случаях, что необычно не только для шведских, но и норвежских и датских памятников XI в., поскольку руна R регулярно употреблялась в окончаниях различных грамматических форм на протяжении всего XI в. Эта специфика надписей требует своего объяснения, которое пока отсутствует…

Представляется, что на льве было сделано три разных надписи в разное время и разными людьми. Первое граффито составляют надписи I-А и I-В, выполненные в первой половине XI в., второе — надпись I-С, время написания которой не установимо, кроме самой широкой датировки XI в., третье — надпись II, которая была сделана в последней четверти XI — начале XII в. Видимо, какая-то группа варангов, вернувшись в Пирей из морского похода, сделала мемориальную надпись по своему погибшему, вероятнее всего, во время этого похода сотоварищу (или предводителю).

Не случайно в надписи упоминается гавань (i hafot) и залив (á vá [g]), в которой она находится. Необычный выбор предмета, на котором была нанесена мемориальная надпись, мог диктоваться как отсутствием подходящего материала для стелы и времени для ее обработки, так и выгодным расположением скульптуры — на воротах Пирейской гавани, где надпись могла быть увидена и прочитана многими приезжающими сюда скандинавами — главное условие при выборе места для памятника. Удачное расположение надписи, видимо, побудило и других „варангов“ оставить свои мемориальные надписи на льве… Возможно, дальнейшее изучение и сопоставление этой надписи с восточноупландскими позволит хотя бы предположительно установить резчика надписи II. При этом он должен был находится в Пирее достаточно долго, чтобы иметь возможность выполнить крайне сложный по композиции рисунок и нанести пространную надпись…

Установление разновременности надписей кардинально меняет представления и об атрибуции мемориальных текстов. Э. Брате полагал, что все они выполнены в память о погибшем в бою… некоем Хореи… В издании надписи Söd. 792 Э. Вессен и С. Б. Ф. Янссон подробно остановились на предположении Э. Брате и полностью отвергли его, указывая на крайне плохую сохранность рун 53–58 (по наблюдениям С. Б. Ф. Янссона в 1948 г.) и невозможность поэтому определения имени человека, в память которого сделана надпись»[142].

Мне представилось, что подробные цитаты из раздела монографии Мельниковой, посвященного рунным надписям на пирейском льве, были здесь необходимы, поскольку и рассмотрение материала в ее разделе, и выводы, которые Мельникова делает на его основе, вызывают много недоуменных вопросов.

Первое, на что я обратила внимание, это то, что статья С. Б. Ф. Янссона «Pireuslejonets runor», специально посвященная рунным надписям на пирейском льве, отрывки из которой я привела выше, в монографии Мельниковой отсутствует: статья не упоминается ни в приложении, ни в библиографии. При этом любопытно, что другие работы проф. Янссона в монографии, разумеется, названы, что естественно, поскольку он был крупнейшим специалистом в области рунологии. Последней в перечне его публикаций Мельникова называет работу за 1987 г. («Runes in Sweden»), а перед ней стоит работа «The Runes of Sweden» от 1962 г. Со ссылкой на названные работы Янссона приводятся его возражения против попыток Брате полагать, что все надписи образуют один текст и посвящены одному человеку, что является, безусловно, важной частью аргументации Янссона против «залихватской» реконструкции Брате, но не отражает ее полностью. Статья «Pireuslejonets runor» достаточно хорошо известна среди специалистов, чтобы пропуск ее в новом издании монографии Мельниковой о скандинавских рунических надписях в главе, посвященной надписям на пирейском льве, мог не вызвать недоумения.