Призвание - [3]

— Итак, желаю успеха! — ободряюще улыбнулся он Рудиной.

— Спасибо, постараюсь, — по-ученически ответила она и, попрощавшись, вышла из кабинета легкой девичьей походкой.

Борис Петрович, поглядев ей вслед, подумал с теплотой: «Как моя Валюшка…»

…К первому уроку Рудина готовилась словно к решающему сражению. Она взяла «на вооружение» иллюстрации, составила подробнейший план урока — с вопросами ученикам, пометками, что сказать и сделать. Там даже было написано: «Неторопливо пройтись по классу».

Ночью ее преследовали кошмары. То ей казалось, что она вошла в класс, а конспект забыла дома, то — будто кончила рассказывать, а еще осталось минут двадцать до звонка, и она не знает, чем занять учеников.

…Есть много общего между трудом начинающих писателей и учителей: боязнь что-то упустить, оказаться непонятым — и отсюда неэкономная трата словесного материала; неумение отобрать необходимые детали, — кажется, что все важно; робость и стремление придерживаться выверенных канонов, ученическое подражание образцам.

Начинающий учитель часто стремится дать «урок-фейерверк» с избытком красок, пафоса, внешних эффектов. Такой урок дети слушают с захватывающим вниманием, преподаватель после него возбужденно говорит в учительской: «Урок прошел замечательно!», а на следующий день, возмущаясь, ставит ученикам двойки и недоумевает — почему они ничего не запомнили? И не сразу он приходит к простому выводу, что дело не в занимательности во что бы то ни стало, а в непрерывной активности ученической мысли — ищущей и преодолевающей.

Шестой «Б» встретил Рудину неприязненно. «Сама еще девчонка», — прошептал кто-то с пренебрежением. До Анны Васильевны в этом классе преподавал, старый уважаемый учитель, награжденный орденом Ленина за работу в школе. Но Рудина твердо решила выйти победительницей.

Когда она проходила практику в школе, рядом стояло так много опекунов со спасательными кругами, что невозможно было определить: сама ли доплыла? Конечно, практика дала ей многое, но уроки в присутствии опытного учителя, методиста, товарищей — казались искусственными, больше для студентов, чем для класса, и Рудину не оставляло тогда ощущение, что считать ее учительницей можно только условно. Теперь же пришла полная самостоятельность.

С первой минуты она повела себя так, словно преподавала уже добрый десяток лет, и хотя внутри ее все замирало и дрожало и, глядя в журнал, она не видела клеточек, где следовало отметить отсутствующих, внешне она была спокойна и недоступно-строга. Оставалось даже такое впечатление, будто она ищет «драки» и удивляется, что ее нет. Наслышавшись от товарищей, что ученики имеют привычку «проверять» учителей-новичков, Рудина заподозрила эту проверку там, где ее вовсе не было, и неожиданно обрушилась на ни в чем не повинного шестиклассника, который простосердечно спросил, подняв руку: «А учебник обернуть?»

— Вы уже в том возрасте, когда можно самостоятельно решать такие вопросы! — отчеканила она.

Ученик смутился.

Поняв свою ошибку, она пояснила строго:

— Конечно, обернуть!

Когда же зашептались двое, сидящие на второй парте, Рудина остановилась около них и возмущенно воскликнула:

— Мальчишки, перестаньте разговаривать!

Спохватилась, что не так обратилась, как предписывает методика, но твердо повторила:

— Понимаете? Перестаньте!

Чтобы сразу же увлечь класс, учительница рассказала о самых интересных частях программы, выбрала лучшие «кадры» из нее. И хотя на этом потеряла минут двадцать, потеря вознаградилась: дети сидели так, что хотелось говорить бесконечно. Выходя из класса, Рудина услышала, как один ученик сказал с восторгом другому:

— Литература — самый интересный предмет!

Этот отзыв был для нее дороже пятерки, полученной на государственных экзаменах. И она подумала: ни один экзаменатор ни разу не спрашивал ее с такой взыскательностью, с какой будут спрашивать ученики.

— Анна Васильевна, — подошел к ней подросток, — я книгу достал про Зою Космодемьянскую.

Рудина не сразу поняла, что это обращаются к ней, и даже приостановилась от неожиданности.

И вдруг она почувствовала, что стала учительницей. Не Аня, не Анюта, а учительница Анна Васильевна!

…Однажды, во время урока повторения, погас свет. На секунду она растерялась. Воспитателю сплошь и рядом приходится принимать мгновенные решения, и в этих задачах-экспромтах яснее всего обнаруживает себя педагогическая одаренность.

В темноте класс радостно охнул и зашевелился.

Анна Васильевна внутренне напряглась, — так в минуту опасности человек собирает свою волю, — и спокойно сказала:

— Пока нет света, я расскажу вам о нашей Москве…

Было немного страшно посылать слова в настороженную тишину и не знать, как дошли они, не ощущать той необходимой, обычной волны ответных чувств, что устанавливает близость.

— Вот мы с вами подошли к Красной площади… За мавзолеем Ильича виднеется Кремль… И сердца наши радостно забились…

Рудина, наконец, услышала сдержанное дыхание детей, ей на мгновение даже показалось, что она увидела их расширенные в темноте глаза.

— Войдем в Кремль…

Вдруг зажегся свет. Все стали щуриться, присматриваться, будто видели друг друга впервые, лукаво и удовлетворенно поглядывали на учительницу. И она читала в глазах детей, сразу сделавшихся, ей близкими: «Вы довольны нами?. Вот мы какими можем быть!» А чей-то ломкий голос попросил: