Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы - [31]

— Пошли, — сказал Осборн.

Он торопливо спустился с утеса, мы — за ним. Пролезли через дыру в стене, продрались сквозь кустарники и, выбравшись на шоссе, бегом припустили к машине. Взревел мотор — и от сказочного озера, древней крепостной стены и зловещих стариков мы вновь вернулись в наш добрый привычный двадцатый век.

Мы мчались на огромной скорости, оставляя позади милю за милей. Внезапно Осборн остановил машину и повернулся к нам.

— Смотрите, — сказал он, показывая на Пендрагон, который отсюда был довольно хорошо виден.

Я поглядел — и не поверил своим глазам. Однако ни о каком оптическом обмане не могло быть и речи. В башне старинной крепости вне всякого сомнения горел свет.

— Кто там живет? — спросил я.

— Насколько мне известно, там уже двести лет никто не живет, — отозвался Осборн и резко рванул с места. Видно было, что он сильно встревожен и не хочет разговаривать, чтобы не выдать своего волнения. До ллэнвиганского замка мы доехали в полном молчании.

— Пойдемте ко мне, пропустим по стаканчику, — предложил Осборн.

Только после того, как мы хватили по тройной порции виски, которое вполне заслужили, Осборн наконец немного успокоился.

— Присаживайтесь. Ну, что вы обо всем этом думаете?

— Этот вопрос надо было бы задать вам, — сказал Мэлони. — Вы же наверняка знакомы с тем старым джентльменом. Кстати, они с пророком чем-то похожи друг на друга. Может, это его дедушка или дух его покойного дедушки?

— Чтоб мне провалиться сквозь землю, если я когда-нибудь его видел! — ответил Осборн.

— А ведь старик каким-то образом понял, что за ним наблюдают. Он так смотрел в нашу сторону, как будто видел нас. Мне даже не по себе стало.

— Интересно, куда они пошли? — вслух размышлял Осборн. — Сразу за озером находится гора, на вершине которой стоит Пендрагон. Больше там ничего нет. Остается предположить, что существует какой-то потайной ход, ведущий в крепость. Через несколько минут после того, как мы отъехали, они уже забрались наверх и зажгли свет в башне.

— Вполне возможно, — сказал я. — Мне не раз приходилось читать о старых замках, в которых имеются потайные ходы. Это один из тех редких случаев, когда литература отображает истинное положение вещей.

— Так чего зря ломать голову? — пробурчал Мэлони. — Поедем туда завтра, когда будет светло, и прочешем весь берег. Ставлю десять против одного, что я найду потайной ход. Для настоящего коннемарца это плевое дело.

— Надо бы на всякий случай подняться и в крепость, — заметил я, — посмотреть, кто там обитает.

— Об этом стоит подумать, — кивнул Осборн, — но, честно говоря, ваш план вызывает у меня некоторые сомнения. Допустим, что там живет тот, кого мы видели сегодня у озера. Уж не знаю, призрак он или человек, но это, несомненно, джентльмен. Есть ли у нас право вторгаться к нему без приглашения?

— Ваша щепетильность в этом вопросе вполне понятна, — сказал я. — Мне известно, как англичане чтут принцип «Мой дом — моя крепость», особенно в тех случаях, когда крепость действительно является чьим-то домом. Но вы упустили из виду, что Пендрагон в некоторой степени принадлежит вам, поскольку вы — наследник графа Гвинеда. И у вас больше прав жить там, чем у кого бы то ни было, если не считать самого графа.

— В ваших словах есть доля истины, — сказал Осборн. — Ну, посмотрим. Утро вечера мудреней.

— И еще один вопрос не дает мне покоя, — продолжал я. — Как вам вчера взбрело в голову наведаться на это озеро? Вы ни разу не упоминали, что любите ночные прогулки.

— Я не люблю и никогда не любил ночных прогулок. Как это ни банально звучит, но по ночам я предпочитаю спать. Однако вчера у меня была веская причина отправиться на озеро Ллин-и-Кастель. Вот смотрите! — Он открыл ящик письменного стола и вынул оттуда клочок бумаги. — Эту записку я обнаружил вчера утром на радиаторе моего спортивного «ровера».

Он передал мне бумажку, испещренную странными древними письменами, какие можно увидеть только в манускриптах семнадцатого века, хранящихся в Британском музее. Сегодня уже никто не пишет таким каллиграфическим почерком. Наши руки устроены иначе.

Записка содержала следующий текст: «Pendragon, forte si vellis videre Petrum senem vade ad eacum castelli media nocte ubi et alium rerum mirabilium testis eris».

— Это написано по-испански, — сказал Мэлони, — а я, к сожалению, так и не смог выучить этот язык.

— Да нет, это латынь, — ответил Осборн и перевел текст:

— «Пендрагон, если ты хочешь увидеть старого Петера (то есть Пирса), приходи в полночь к озеру возле замка и ты станешь свидетелем удивительных событий».

Мэлони покачал головой.

— Если писульку сочинил этот старый джентльмен, то он не иначе как учитель, иначе зачем бы ему писать по-латыни. Во всяком случае, спеси у него хоть отбавляй.

— А может, он просто не знает английского, — предположил Осборн.

— А что, если… — начал было я, но тут же прикусил язык. Возникшая у меня мысль превосходила по своей несуразности все бредни Мэлони, вместе взятые.

Мне подумалось: а вдруг автор записки, то есть тот незнакомец на берегу озера, настолько стар, что, являясь человеком другой эпохи, просто опасается, что мы не поймем его архаичных выражений, если он будет писать по-английски, и поэтому для общения с нами выбрал латынь — древний язык, который давно остановился в своем развитии. Но я, естественно, ни с кем не поделился этой нелепой гипотезой, которая могла прийти в голову только филологу.