Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы - [3]

Меня очень обрадовали его слова, но я всегда был слишком тяжел на подъем и еще долго откладывал бы эту поездку, если б через несколько дней не получил письменное приглашение с указанием точной даты. С этого все и началось.

* * *

Я рассказал о приглашении графа своему приятелю Сеслу Б. Говарду. Он был сотрудником Британского музея, и нас связывали общие интересы. Услышав эту новость, Говард побледнел от волнения.

— Батки, вы везунчик. Только чужеземцу в этой стране может выпасть такая удача. О библиотеке Пендрагона ходят легенды, но с тех пор, как полвека назад Секвиль Уильямс побывал там и составил каталог, ни одному ученому больше не удавалось туда проникнуть. Владельцы замка никогда не отличались особой общительностью. Обработайте и опубликуйте этот материал — и вас ждет всемирная слава. Вы станете самым авторитетным специалистом в области мистицизма и оккультных наук семнадцатого века… О Боже! — продолжал он, закатывая глаза к небу. — Вы напишете биографию Асафа Пендрагона… Вам будут присылать поздравительные телеграммы из Америки, ежегодно к вам будут совершать паломничество по пять-шесть докторантов из Германии, жаждая получить от вас консультации. Французские газеты будут печатать отчеты о ваших достижениях… И это не говоря о том, что побывать в наикрасивейшем и наиболее загадочном замке Уэльса — уже само по себе величайшее счастье.

Я спокойно оставил своего друга предаваться зависти, ибо для ученого зависть коллег — едва ли не лучшая из земных наград. Я не хотел разочаровывать его и не сказал, что скорее всего не буду ничего опубликовывать. Такая уж у меня манера: усердно по крупицам собрать материал для фундаментального опуса, а потом тщательно запереть все это в ящик письменного стола и заняться чем-то другим.

Не стал я объяснять коллеге и то, что меня гораздо больше интересует личность графа Гвинеда, чем все старинные книги, вместе взятые. Рассказы Фреда об этом необыкновенном человеке возбудили мою фантазию. Мне и сам он уже казался некоей исторической достопримечательностью. Интуиция подсказывала мне: вот он, последний отпрыск благородной династии алхимиков и охотников за средневековыми тайнами! Человек, для которого в 1933 году Флудд значит больше, чем Эйнштейн!

У меня еще оставалось немного времени до отъезда и, как сделал бы на моем месте каждый искатель приключений, я взялся за исследование генеалогического древа этой семьи. В «Национальном биографическом справочнике» я нашел массу сведений, для добросовестного усвоения которых, с учетом всех сносок и примечаний, мне понадобилось бы не меньше месяца.

Пендрагоны вели свой род от Ллэвелина Великого, поднявшего народ Уэльса на борьбу против английских завоевателей, хотя, как я понял, дело тут обстояло не совсем чисто. Согласно одной из версий, они являлись потомками некоего Гриффита, выдававшего себя за Ллэвелина и казненного вместо него по приказу короля Эдуарда, чья грозная тень поражает наше воображение со времен Яноша Араня[1]. Во всяком случае, совершенно очевидно, что уэльские барды слагали свои оды в честь далекого предка нынешнего графа, после чего принимали мученическую смерть. В этом средневековом героизме чувствовалось что-то отчаянное и безрассудное, ибо мятежники заранее были обречены — точно так же, как индейцы в своей бесплодной борьбе против колонизаторов…

Я спокойно ходил в библиотеку, как на работу, пока не произошел странный случай, едва не нарушивший мои планы.

Однажды вечером, когда я сидел в холле отеля в компании Фреда Уокера и покуривал трубку, меня позвали к телефону.

— Алло, это Янош Батки? — услышал я мужской голос.

— Да.

— Чем вы сейчас занимаетесь?

— Разговариваю по телефону. Только не знаю с кем.

— Это неважно. Рядом с вами кто-нибудь есть?

— Нет.

— Хорошо. Слушайте меня внимательно. Я вам от души советую не совать свой нос в чужие дела. Имейте в виду: те, против кого вы работаете, следят за каждым вашим шагом.

— Сударь, тут какое-то недоразумение. Против кого я могу работать? Вы меня с кем-то путаете.

— Не валяйте дурака! Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Чрезмерное любопытство к опытам графа Гвинеда никого еще до добра не доводило. Доктор Мак-Грегор, например, попал в автомобильную аварию. И с вами может случиться то же самое.

— Кто такой Мак-Грегор?

— Ваш предшественник.

— Предшественник? В каком смысле? Я не понимаю.

— Что ж, если не понимаете, тем лучше для вас. Я не собираюсь вам ничего объяснять. Могу сказать только одно: ни в коем случае не уезжайте из Лондона.

— Но почему?

— Уэльский воздух не пойдет вам на пользу. Откажитесь от приглашения.

И он добавил что-то еще.

— Алло, алло… говорите яснее! Я не могу разобрать ни слова…

Но в ответ послышались только короткие гудки. Я вернулся к Фреду Уокеру и взволнованно пересказал ему весь этот разговор.

— Странно, — промолвил он, выколачивая трубку о решетку камина.

— Фред, побойтесь Бога! — взмолился я. — Ваша английская флегматичность меня с ума сведет. Скажите же что-нибудь! Что вы об этом думаете?

— Хорошо, скажу. Граф Гвинед — очень странный человек, и все, что с ним связано, носит налет какой-то тайны. Так что если уж вы собрались совершить вояж в его имение, будьте готовы ко всему.