Призраки отеля «Голливуд», Гамбургский оракул - [38]

— Ваша профессия? — игнорируя актрису, спросил Боденштерн Магду.

— Архитектор по интерьеру. Эта квартира отделана по моему проекту.

Боденштерн обвел насмешливым взглядом яркое разноцветие.

— Одним словом, полное собрание изящных искусств. Литература, скульптура, архитектура, журналистика, театр… От таких свидетелей едва ли дождешься точных показаний…

— Господин комиссар! — Фотограф посмотрел на часы. — Можно начинать? Мне еще надо в порт, «Фредерика» под утро уходит в море.

— А те снимки?

— Получились недостаточно четкими. К тому же Енсен просит снять трюм сверху.

— Это еще для чего? — Боденштерн недовольно повернулся к своему помощнику.

— Не исключено, что матрос Граубунд все же сам свалился с трапа.

— Но ведь электрик признался! — еще более резко заметил Боденштерн.

Енсен пожал плечами. «Признание обвиняемого еще не доказательство вины», — эти не высказанные вслух слова словно повисли в воздухе.

— Обождите, — хмуро бросил Боденштерн фотографу и предложил: — Продолжайте, господин Баллин!

— Я вбежал в комнату Мэнкупа. Увидев, что он мертв, выбежал в коридор и закричал. Магда, Лерх и Ловиза выбежали из своих комнат. Они тоже вбежали к Мэнкупу…

— Вбежал, выбежал, вбежали! — Боденштерн поморщился. — Вы ведь писатель, господин Баллин.

— Когда волнуешься, не до стиля, — огрызнулся Баллин.

— Еще кто-нибудь из вас слышал выстрел? — осведомился Енсен.

— Нет, — отозвалась после небольшой паузы Магда.

Скульптор отрицательно покачал головой. Ловиза вообще не ответила.

— Мне тоже послышалось нечто вроде выстрела, — не удержался Дейли. По бесстрастному выражению на лице Муна он понял, что тот не стремится раньше времени раскрывать их инкогнито, и старался вести себя как обычный свидетель.

— Почему же вы не выбежали, как это сделал господин Баллин? — спросил Боденштерн.

Надо было бы сказать про задвижку, но Дейли не был уверен, что Мун одобрительно отнесется к этому.

— В нашей комнате стоял телевизор, — пробормотал он. — Шел как раз фильм с выстрелами, так что я сомневался… Кстати, в кабинете Мэнкупа телевизор тоже был включен. Как же господин Баллин смог отличить экранные выстрелы от настоящих?

Баллин промолчал и, только когда тот же вопрос повторил Енсен, нехотя пояснил:

— Во-первых, моя комната рядом, так что мне слышнее. Во-вторых, господину Дейли должно быть известно, что в фильме выстрел подкрепляется добавочным шумовым эффектом. Настоящий звучит иначе.

— А где вы находились в это время? — обратился Боденштерн по-немецки к Муну.

Мун недоумевающе раскрыл глаза.

— Мой коллега говорит только по-английски, — объяснил за него Дейли.

— Это осложняет дело, — недовольно заметил Боденштерн. — Придется вызвать переводчика.

— Я могу переводить, — почти одновременно предложили Баллин и Ловиза.

— Если вы полагаете, что инструкции выдумывают ослы, то глубоко ошибаетесь. Это не формальность, ибо у меня нет гарантии, что ваш перевод будет… — Боденштерн остановился, подыскивая слово.

— Аутентичен, — подсказал Енсен и скромно добавил: — Я понимаю по-английски.

— То-то вы знаете столько иностранных слов, — пошутил Боденштерн. — Переведите ему мой вопрос.

— Мы с Дейли находились в отведенной нам комнате, пока господин Баллин не позвал нас, — объяснил Мун, также умалчивая об истории с задвижкой.

— Да, я еще не рассказал вам… — начал было Баллин, но Боденштерн отмахнулся:

— После! Как видите, не только наш фотограф, но и доктор Краузе спешат поскорее покончить с этим делом.

— Кабинет заперт. Ключ вон, на столе, — предупредил Дейли.

— Мера предосторожности, чтобы не украли труп? — засмеялся Боденштерн. — Пошли! К вам это не относится! — Боденштерн загородил дорогу друзьям Мэнкупа.

— А мы? — спросил Дейли.

— Что ж, журналисты всегда желанные гости, тем более к покойнику.

Дверь кабинета распахнулась. Из полутемной комнаты со спокойным кругом настольной лампы на переднем плане и мерцавшим в глубине экраном на входящих обрушилась пулеметная очередь. Фильм был двухсерийным. Боденштерн нащупал находящиеся рядом с дверью кнопки выключателей и нажал все разом. Помещение озарилось ярким светом. Только теперь Мун понял, почему этот кабинет называли в полушутку баховским. Одна стена была багровой, вторая — фиолетовой, третья — оранжевой; голубые шторы во всю ширину комнаты замыкали квадрат с четвертой стороны. Те же цвета, что доминировали в водной интерпретации баховского произведения. Стол, за которым сидел Мэнкуп, сверкал черным пластиком. Белое дерево и черные блестевшие плоскости немногочисленной мебели создавали настроение светлой торжественности и большого простора. Комната не имела ни начала, ни конца, цветовая палитра стен как бы сливалась в общем необычайно красочном звучании. Виновником этих чудес был зеркальный потолок.

Поняв это, Мун взглянул наверх и чуть не отшатнулся. Над ним висела голова с коротко остриженными, в седых бликах волосами. Остекленевшие глаза смотрели прямо на него — что-то подсказывающие, о чем-то напоминающие мертвые глаза. А около плыло втиснутое в квадрат небо, кружился искаженный фокусом вертолет, свистели пули, и стоящему внизу казалось, что бортовой пулемет целится не в экранных врагов, а в голову Магнуса Мэнкупа.