Призраки ночи - [31]

Но у некоторых народов оставалась вера, что проклятие можно разрушить не только убийством, однако это требовало непоколебимого мужества от того человека, который встречался с волком-оборотнем в его зверином обличье. Считалось, что если человек посмотрит животному прямо в глаза и произнесет: «Ты оборотень!» или трижды назовет его человеческое имя, заклятие спадет, и звериный облик растворится. Бытовало и другое поверье. Смертный должен был проколоть голову оборотня и выпустить из него три капли крови. Такая рана скоро затягивалась, а колдовство, приносящее столько бед и его носителю, и окружающим, потеряет свою силу навсегда.

Но все это требовало от людей даже большего, чем простое мужество. Мужчина или женщина должны были проявить благородство духа и любовь такой силы, чтобы победить отвращение, которое вызывают обезображенные колдовством оборотни. В одной французской сказке как раз и говорится о том, что может сотворить человеческое сострадание в споре с силами тьмы.

Сказка начинается с того, что отец предал свою дочь во имя спасения своей жизни. Впрочем, это лишь завязка всего повествования. А случилось вот что. Некий купец, странствуя по свету по своим делам, нежданно-негаданно пересек волшебную границу территории неведомого зверя и попал к нему в плен. За свою неосторожность купец должен был поплатиться своей собственной жизнью или жизнью дочери, которую он горячо любил. Он называл её — моя Красавица. Но любовь его оказалась слабее страха смерти. И поэтому, оплакивая свою судьбу, как повествуется в сказке, он возвратился домой и сказал дочери, что вынужден принести её в жертву зверю.

Морозным январским вечером, после дня пути под низким небом сквозь черные обнаженные леса, он оставил девушку, как ему было приказано, около каменного моста через мрачное темное озеро, и уехал домой свободным человеком.

Красавица постояла некоторое время там, где её оставили. Мост вел прямо к глухим воротам замка. Позади нее угрожающе скрипели черные стволы деревьев и бились на ветру голые ветви.

У девушки не было выбора. Она должна была идти вперед. В тот самый момент, когда она ступила на мост, массивные двери замка распахнулись. Но что там, внутри замка, ей разглядеть не удалось, потому что сводчатый проем ворот завешен был густым туманом. Она прошла под аркой и вновь очутилась в объятиях дневного света.

Впрочем, это был не обычный дневной свет. Над стенами замка, теперь золотыми от солнечных лучей, поднимался голубой свод неба, по которому бежали кудрявые барашки облаков. Перед ней раскинулся сад, разноцветный и пышный, словно мозаичное панно: зеленые спирали самшитовых стволов, пирамиды усыпанных красными ягодами падубов и цветы, в которых смешались все краски земли и времен года — подснежники и крокусы, тюльпаны и ирисы, крупноголовые пионы и нежно-белые водосборы, Сад казался роскошным ковром, лежащим перед домом, который стоял посреди площади, разглядывающим Красавицу сотнями окон.

Она откинула капюшон своего плаща и пошла по дорожкам сада, под сводами сплетенных ветвей, в надежде увидеть, наконец, своего пленителя. Но здесь никого не было. Сад молчал. Воздух, напоенный ароматами цветов, замер. Вдруг свет постепенно стал гаснуть. Над садом повеяло холодом. Находиться в полутьме сада и там встретиться с хозяином этого замка она не решалась. Ничего не оставалось девушке, как покинуть сад и войти в дом.

Двери были распахнуты, и пока она ступала на порог и входила в белоснежный зал, звучал слабый перезвон колокольчиков. В огромном камине в конце зала запылал огонь. Вдоль стен, отбрасывая тени, зажглись свечи.

Ободренная, Красавица стала оглядываться. Никаких признаков жизни она не обнаружила. Но куда бы она ни ступила, куда бы ни пошла, вещи словно бы пробуждались. Свечи загорались, освещая ей путь. Двери отворялись сами собой, пропуская её в увешанные роскошными гобеленами комнаты. Ставни распахивались, за окнами были видны все новые и новые залитые лунным светом уголки сада. Она обнаружила комнату, помеченную её собственным именем и переполненную сокровищами, которые заставили её улыбнуться — хрустальная шахматная доска с расставленными на ней фигурками, которые тут же склонились в вежливом поклоне, огромная люстра которая вдруг заиграла очаровательную мелодию, перебирая стеклянными подвесками, маленький бассейн и серебряный кувшин, деловито выдыхающий облака ароматного пара, платяной шкаф, дверцы которого немедленно открылись, поражая радугой платьев, приветливо зашелестевших при её приближении, уютная кровать под белым шелковым балдахином.

Около кровати стоял стол, накрытый к ужину серебряными приборами и золотыми тарелками. Красавица вгляделась внимательнее, и улыбка слетела с её лица. Стол был накрыт для двоих.

Но делать нечего. Она вздохнула и принялась украшать себя, словно для жертвоприношения. Она выкупалась, и услужливые полотенца обтерли её. Платья, споря между собою, зашуршали перед ней, и она оделась. Наконец, шелестя шелками, она пошла к столу, ожидая увидеть того, кому отец отдал её на заклание.

Прошел час, а Красавица все сидела без движения, не обращая внимания на бокалы с вином, которые услужливо придвигались к ней. Вдруг из коридора донесся звук — медленные четкие, словно костные, щелчки о пол, замершие прямо за её дверью. Девушка поднялась, чтобы лицом к лицу встретиться с тем, кто должен был появиться. Дверь распахнулась. Перед ней в проеме стоял громадный сгорбившийся зверь. С трудом, царапая лапами створку двери, он поднялся на задние лапы и, шаркая, ввалился в комнату, принеся с собой отвратительный, едкий мускусный запах звериного нота. Бросив быстрый взгляд на чудовище, на его тяжелую склоненную голову, на изогнутые клыки и острые когти на лапах, девушка отвернулась. Но Чудовище не бросилось на нее. Оно заговорило. Слова были неясными, словно с трудом проталкивались сквозь горло и слетали с непривычного к человеческой речи языка. И все же она смогла разобрать, что говорит это Чудовище, и даже уловила печальные нотки в его голосе.