Призраки и пулеметы - [13]

Когда за спиной, наконец, захлопнулась входная дверь, я вздохнул с облегчением.

– Дорогой? – спросила Марта из кухни. – Это ты? Представляешь, миссис Бентон уволилась.

К счастью, моя супруга умела готовить и не находила это зазорным.

– Еще как представляю… – пробормотал я, снял легкий плащ и проследовал в гостиную, остановившись перед неоконченной картиной Элис: размеченные штрихами дома, брусчатка, то ли экипаж, то ли омнибус, пока непонятно, что это будет. Я провел рукой по холсту. «Уничтожьте куклу», – вспомнился непримиримый голос инспектора.

Из столовой выглянула Марта – в белом кухонном чепце и фартуке:

– Странно, но я не могу найти ей замену. Никто не хочет к нам идти работать, даже нищенки… Жаль, что ушла миссис Бентон, мне казалось, она принимает Элис… Адам, у тебя такое лицо… что случилось?

Я молча подошел к ней, обнял и шепнул на ухо:

– Они хотят, чтобы мы уничтожили мисс Элис. Помнишь, что они говорили вчера? Сегодня они написали гневные петиции в высокий суд.

Марта отстранилась, ее взор пылал гневом:

– Суд, говоришь?! Они не посмеют!

Мое молчание было красноречивее слов. Я взял супругу за руку и отвел на кухню. Стоявшая у печи Рита, завидев нас, удалилась, а я налил себе воды, выпил ее и пересказал жене сегодняшний день, не приврав и не утаив ни единой детали.

Раскрасневшаяся Марта теребила край передника и молчала, потупившись. Когда я закончил, она вскинула голову:

– Я ощутила что-то похожее, некую враждебность окружающих, но думала, показалось.

– Не показалось, – я протянул ей утреннюю газету. – Прочти, там написано про меня.

По мере того как жена читала, лицо ее вытягивалось и бледнело.

– Это ложь, – проговорила она, скомкала газету и швырнула в угол комнаты. – Не верю, что все они… Они же люди!

– В том-то и дело, – вздохнул я. – Люди. Элис они ненавидят, потому что боятся… По крайней мере, я так думаю, ведь более разумного объяснения нет. Одно ясно: они не отступят, пока…

Марта приложила палец к губам, рывком встала, прошлась по кухне, потирая лоб, вскинула голову и глянула с вызовом:

– Давай уедем к моим родителям в Элридж? Дом у них большой, приютят.

Мне захотелось кричать. Будто бы мой мир гиб у меня на глазах. Или не смерть это – метаморфоза, и скоро на его месте появится что-то новое, чуждое…

Или это я теперь – чуждое?

– Уехать, – повторил я, налил себе чаю. – Я не могу. Тут мой дом, моя земля, дело всей жизни. Я настолько к этому всему прирос, что, если уеду, меня не останется. Понимаешь? Что я там буду делать? Давать частные уроки?

Марта подперла голову рукой и произнесла:

– Адам, дорогой, до суда у нас есть время, чтобы подумать. Нам не обязательно убивать мисс Элис, можно просто переправить ее в безопасное место.

– Ты замечаешь, что с каждым часом отношение к нам все хуже? И не забывай про луддитов. Не исключено, что завтра придут убивать уже нас. И никто не заступится!

Она всплеснула руками:

– И что ты предлагаешь? Уничтожить Элис? Выключить ее? Убить? Я себе этого не прощу.

– Нет. Я ищу решение, но, как ни поверни, получается скверно. Одно знаю наверняка: Элис должна жить.

Мы замолчали и безмолвствовали, пока в дверь не поскреблись.

– Миссис Виллер, – дрожащим голоском проговорила Рита. – Позвольте мне подняться наверх, а то она скоро спустится.

Супруга оживилась, порозовела и ответила:

– Конечно, дитя мое. Ты вправе делать, что тебе заблагорассудится, теперь это и твой дом. Адам, дорогой, – обратилась она уже ко мне, – представляешь, малышка сирота. Я подумала, что ты не будешь возражать, если она останется у нас. К тому же она обучена грамоте и даже немного знает французский. Правда, Элис она пока боится, но, полагаю, привыкнет.

– Конечно, пусть остается, – нерадостно согласился я. Меня сейчас куда больше заботила судьба Элис, Марта же, видимо, решила отложить проблему на потом, увлеклась судьбой сироты – своих детей у нас нет и не может быть.

Когда я вышел из столовой, Элис стояла у холста и работала кистью. Обернувшись на скрип петель, она кивнула и вернулась к картине. Парадно-выходное платье, купленное специально для того, чтобы представить ее горожанам, Элис носила, не снимая, и сейчас на розовых оборках темнели пятна краски.

На некоторое время я задержался, любуясь своей куколкой. В голове не укладывалось, как настолько совершенное создание способно поднять волну ненависти? Почему, сталкиваясь с ним, человек не делается светлее, а, напротив, в нем пробуждается самое низменное?

До самых сумерек я просидел в кабинете, пытаясь углубиться в работу, и дополнял конспекты лекций, но мысль моя, подобно конному трамваю, возвращалась в одно и то же место – к проблеме Элис. И даже следовала повторяющемуся маршруту: я не могу убить Элис – город не принимает нас – лучше уехать – я не смогу уехать.

Чтобы собраться с мыслями, я позвал нашего кота Джейса. Обычно рыжий паскудник тотчас прибегал и запрыгивал на колени, жадный до человеческой ласки, нынче же он не пришел. Озабоченный этим, я поднялся и, прихватив газовый фонарь, отправился его разыскивать.

В гостиной все еще рисовала Элис, заслоняя холст и отбрасывая на стену с камином длинную тень.