Призраки - [33]

И вот, когда мистер Вандербридж вскочил в испуге и двинулся к ней, она стремительно повернулась и бросила письма на жарко пылающие угли. Когда он нагнулся, чтобы выхватить из камина уцелевшие страницы, ее гибкая, изящная фигурка встала между ним и пламенем; и такой эфемерной, такой легкой она выглядела, что я увидела — или мне только почудилось, как просвечивает сквозь нее огонь.

— Единственный путь, мой дорогой, и есть правильный, — сказала она мягко.

После этого — по сей день не знаю, в какой именно миг, — я осознала, что призрачная женщина придвинулась ближе, но от нее не исходят более ни страх, ни угроза, ни злоба. На мгновение она предстала передо мной со всей отчетливостью, и такой я не видела ее прежде: юной, кроткой и — только одно слово тут подходит — любящей. Проклятие как будто обратилось в благословение, поскольку, пока мы находились рядом с ней, у меня появилось странное чувство, что нас окутывает некий мистический, умиротворяющий свет — впрочем, словами его не описать, ведь он ни в малейшей степени не напоминал что-либо известное мне. Это было пылание без пламени, сияние без жара — и все же ни одно из этих описаний здесь не подходит. Будет понятнее всего, если я назову это чувство просветлением — блаженством, способным примирить тебя с тем, что ты ненавидел когда-то.

Не сразу я осознала, что это была победа добра над злом. Не сразу заключила, что миссис Вандербридж сумела одолеть прошлое единственным доступным ей способом. Она одержала верх благодаря смирению, а не сопротивлению, нежности, а не силе, отречению, а не жажде обладания. Ах, много, много позже я пришла к выводу, что она лишила призрака власти над собой, избавив его от ненависти. Она изменила воспоминания о прошлом, и в этом был залог ее триумфа.

В тот момент я не поняла этого. Не поняла, даже увидев, что призрака нет более в отсветах пламени. Он исчез бесследно — осталась лишь приятная для глаз игра теней на старом персидском ковре.

Элджернон Блэквуд ПУСТОЙ ДОМ

екоторые дома, как и определенные люди, словно источают зло. Если речь идет о человеке, отталкивающая наружность ни при чем: он может обладать открытым взглядом и простодушной улыбкой; и все же после самого краткого общения с ним приходишь к твердому убеждению: в его душе есть очевидный изъян, она исполнена мерзости. Вокруг такого средоточия порока, невольно выдавая его, вьются тайные недобрые мысли, и всякий, кто приблизится к нему, немедленно шарахается прочь, как от зачумленного.

Вероятно, то же самое можно сказать о зданиях: атмосфера злодеяний, от которой мурашки бегут по коже и волосы встают дыбом, сохраняется под крышей дома много лет спустя после того, как уходят в мир иной негодяи, повинные в преступлениях, совершенных здесь. Звериная ярость убийцы и ужас жертвы отпечатываются в сердце не причастного к трагедии наблюдателя, и неожиданно он понимает, что нервы его до предела напряжены, дрожь сотрясает тело, и кровь стынет в жилах. Припадок ужаса поражает беднягу без видимой причины.

Внешний вид этого строения вовсе не вызывал мыслей о тех кошмарах, что, по слухам, таились внутри. Дом не казался пустым и заброшенным. Он стоял на углу людной площади и выглядел точно так же, как соседние особняки: столько же окон, балкон с видом на скверик, белокаменные ступени, ведущие к парадной двери, массивной и черной; ничем не примечательный задний двор — полоса зеленой лужайки с аккуратным бордюром из ящичков с цветами, отделенная стеной от других палисадников. Число печных труб на крыше, ширина и наклон ее скатов, даже высота грязноватых перил над входом в полуподвал — все совпадало.

Тем не менее, этот дом на площади, похожий на пятьдесят неказистых зданий по соседству, на самом деле разительно отличался от них — самым ужасным образом. Невозможно объяснить, в чем заключалось это очевидное, хоть и незримое отличие. Всему виной не только фантазия, подкрепленная суеверными домыслами: побывав в этом доме, люди, не осведомленные о его дурной славе, в один голос заявляли, что даже под страхом смерти не вернутся обратно, поскольку здешняя атмосфера порождает в их душе неподдельный ужас; репутация особняка стала почти скандальной после того, как несколько злополучных жильцов по очереди вынуждены были съехать оттуда в кратчайшие сроки.

Когда Шортхаус в выходной день выбрался на другой конец города — навестить свою тетушку Джулию в маленьком коттедже на приморском бульваре, то обнаружил, что вид у нее крайне таинственный и взволнованный. Утром он получил от нее телеграмму туманного содержания и приехал, не питая иллюзий, что весело проведет время, но едва коснулся ее руки и поцеловал в щеку — сморщенную, точно печеное яблочко, как почувствовал исходящий от нее электрический ток азарта. Впечатление усилилось, когда он узнал, что других гостей не будет, а его вызвали ради весьма необычайного дела.

В воздухе нарастало напряжение, и, должно быть, неспроста: почтенная старая дева, одержимая страстью к научным экспериментам, обладала не только острым умом, но и силой воли, и привыкла всегда добиваться поставленной цели правдами и неправдами.