Призраки - [23]
«Если бы она не ушла, — подумал старый призрак, — я бы не удержался и поцеловал ее перед сном».
На следующее утро, услышав о ночных приключениях Берты, Джон Эплджой заметно побледнел. Он был человеком практичным, но при этом чрезвычайно суеверным, и когда Берта поведала ему о дедушкином пироге с изюмом, он понял, что вряд ли все это привиделось ей во сне, поскольку был уверен, что о существовании этого пирога, кроме него, никто не знает. Джон призывал на помощь все свое здравомыслие, но доказательства были слишком явными, и он сдался. Впрочем, гордость не позволяла ему признаться племяннице, что он верит в призраков.
— Радость моя, — сказал он, поднимаясь; его лицо все еще было бледным, однако он хорошо владел собой. — Несмотря на то, что все эти события кажутся мне всего лишь сном, навеянном чьими-то рассказами о моих погребах, твоя трогательная история кое о чем напомнила мне. Приближается Рождество, а я едва не пропустил это событие. Ты молода, полна жизни и привыкла весело справлять такие праздники. Поэтому, дорогая моя, я принял решение устроить рождественский бал и пригласить наших друзей вместе с семьями. Насколько мне известно, в подвалах немало снеди, хотя я едва не позабыл об этом. Следует извлечь оттуда все яства и воздать им должное. Ступай-ка, пришли ко мне миссис Диппертон, а когда я сделаю необходимые распоряжения, мы вместе с тобой составим список гостей.
Когда Берта ушла, Джон Эплджой снова опустился в большое кресло и уставился в огонь. Он не смог бы спокойно уснуть этой ночью, если бы ослушался дедушкиного наказа.
Никогда еще в старом доме не справляли Рождество так пышно. Новость о том, что старый мистер Эплджой разослал всем соседям приглашения на рождественский ужин, распространялась по окрестным поместьям быстрее лесного пожара. Идея пригласить всех родственников и знакомых вместе с семьями была признана великолепной, поистине достойной старого Томаса Эплджоя — самого гостеприимного человека во всей стране, дедушки нынешнего хозяина усадьбы.
В первый раз за целое столетие слуги раздвинули огромный обеденный стол, а яств, принесенных из погреба и амбаров, а также свезенных со всей округи, на нем было столько, что он едва стоял под такой тяжестью. В центре красовался изумительный пирог с изюмом, в свое время состряпанный по рецепту легендарного дедушки.
Но пирог этот так и не разрезали.
— Друзья мои! — провозгласил мистер Джон Эплджой. — Мы все можем наслаждаться видом этого пирога, но есть его не станем! Оставим до тех времен, когда в этом доме будут играть свадьбу! Вы все приглашены на пир — тогда и отведаем по кусочку!
В завершение этой короткой речи дух старого Эплджоя ласково потрепал внука по голове. «Ты сказал это без должного чувства, Джон, — вздохнул он. — Но начало твоему исправлению положено, и я впервые горжусь тобой!»
Вечером в большом зале начались танцы, и первым был старинный менуэт. Когда веселые гости разделились на пары, юноша по имени Том подошел к Берте и спросил, не пожелает ли она стать его дамой.
— Не в этот раз, — ответила она. — Первый танец я хотела бы исполнить… скажем так, одна!
Услышав эти слова, глубоко польщенный призрак, приосанился, шагнул навстречу милой барышне, зажав шляпу с плюмажем под мышкой, поклонился и протянул ей руку. В длинном кафтане, расшитом кружевом, в узких чулках и туфлях с пряжками он был самым элегантным мужчиной среди танцоров.
Берта коснулась ручкой призрачных пальцев своего партнера, а затем они вместе открыли бал. Изящество старинных манер и блистательная красота юности придали особое очарование этому менуэту.
— Чудная девушка, — сказал кто-то из гостей. — Хоть и танцевала одна, зато как грациозно!
— Это было столь необычно, моя дорогая! — сказал мистер Джон Эплджой, когда музыка затихла. — Но, наблюдая за тобой, я понял, что в этом зале не нашлось бы для тебя достойного партнера!
«Ошибаешься, старина!» — одновременно подумали юный Том Берчем и старый призрак.
Эллен Глазго
ПИСЬМА ИЗ ПРОШЛОГО
Когда я назвалась и объяснила, что буду новым секретарем миссис Вандербридж, меня поручили заботам горничной почтенного возраста, чье лицо выглядело заплаканным. Кивнув приветливо, но не сказав ни слова, она провела меня через холл, а затем вверх по лестнице в очаровательную спальню на третьем этаже. Комната была наполнена солнечным светом, да и стены, окрашенные в нежно-желтый цвет, создавали радостное ощущение. Я думала о том, сколь приятно смогу проводить здесь время в отсутствие работы, а печальная горничная все еще стояла у дверей, наблюдая, как я снимаю шаль и шляпку.
— Если вы не утомились, миссис Вандербридж хотела бы продиктовать несколько писем… — наконец, произнесла она, и это были первые ее слова.
