Призраки балета - [28]

– А что точно сказала ваша сестра? Вот она вас разбудила – и что именно сказала?

– Да я не помню точно! Сказала, что кошмар, что Пелин убили, что нам надо что-то делать, чтобы получить роль… потом про волосы, вот и все.

Вот и все. Значит, надо будет спрашивать у Ясемин, кто и когда ей звонил, потом проверять эту информацию у якобы звонившего, потом – не исключено! – устраивать им очную ставку, чтобы выяснить, кто из них лжет, потом искать того, кто звонил на самом деле… и все ради чего?! Вряд ли убийца был настолько наивен, чтобы, сделав свое дело, сразу броситься звонить. А если предположить, что новая Одиллия (или Одетта – черт их разберет?!) была злодейкой не только на сцене, а сообщницей убийцы, то и она не выдала бы себя так легко.

Все смотрят кино и читают книги и знают, что излишняя информированность о времени, способе и прочих деталях преступления нередко помогает обнаружить виновного. Поэтому лучший способ получить желаемые дивиденды от совершенного убийства – это затаиться и поменьше говорить на эту тему. Ничего не изменилось бы, покрась они волосы чуть позже или не покрась вовсе, но старшей сестре не терпелось воспользоваться ситуацией, и она поспешила. Что отнюдь не означает, что она замешана в преступлении, которое оказалось выгодным для нее.

Но коль скоро оно оказалось выгодным для нее, она автоматически попадает в число подозреваемых, и каждое ее слово, равно как и алиби, придется проверять и перепроверять – и тратить драгоценное время, которое и так утекает куда-то, не двигая с места расследование.

– А господин Эрол – принц? – пора сменить тему и дать девушке повод поговорить о других.

– Ну да, кто же еще? – она произнесла это с такой странной интонацией, как будто хотела сказать не то, что этот Эрол, разумеется, принц, и никто иной, а что никто иной, кроме Эрола, не смог бы стать принцем.

– Он, как мне показалось, очень нервничает?

– Еще бы! Смена партнерши и все эти дела… убийство, допросы ваши, а он у нас мальчик нервный, впечатлительный. Тонкая натура, так сказать, – усмехнулась Ипек, словно намекая на что-то, и Кемаль решил, что пора показать ей, что он ее понял.

– Вы сказали, он не любит женщин… или вы только о Пелин и о своей сестре?

– Он не любит их вообще, но некоторых особенно! Да вы же сами его видели – типичный голубой! У него и постоянный… друг есть, только он в последнее время и другим глазки строит. Может, и вам начнет, раз вы к нему интерес проявили! – вредная какая девчонка, надо же.

– Спасибо, что предупредили, – он постарался не выдать своего недовольства. – А с кем, по-вашему, Пелин могла встречаться в тот день? Вы ведь мне не на принца вашего намекали?

– А вы не поняли? – удивленно протянула Ипек. – Тут у нас роковой треугольник, точнее, многоугольник. Пелин наша… много с кем, скажем так. Так вот, чтоб облегчить вам работу: с одной стороны, разумеется, ее чокнутый муж, с другой – наш главный, которого она недавно принялась обхаживать, с третьей – его жена, которой все это, сами понимаете, сильно не нравится, с остальных сторон – бывшие любовники Пелин, она их, как перчатки, меняла. Колдун наш вон до сих пор из-за нее сдвинутый! А в центре всего этого – она сама, роковая женщина. Очень ей эта роль нравилась, так что ее многие терпеть не могли… русская мадам – и то…

– Которая из них? – пора вынудить эту осторожную ябеду называть имена.

– Мадам Нелли, она у нас сама такая же: чтоб лучше всех, да в центре внимания, да чтоб все мужчины вокруг нее. А тут Пелин – помоложе да пошустрее. Мадам из кожи лезла, чтоб ее хоть в чем-нибудь переплюнуть. Иногда во время класса, вместо того чтобы заниматься, только и делала, что сама все показывала, покрасоваться хотела. Особенно когда этот новый приехал… как его… Гин-та-рас? У нее муж старый, все ей позволяет, так она от нового этого не отходит, и Пелин, конечно, тут же…

– И с кем из них она могла встречаться? – сплетни, понятное дело, собирать надо, но это должны быть все-таки нормальные, конкретные сплетни, которые подтверждаются чем-то более убедительным, чем черные глаза и вытянутые у него перед носом длинные ноги.

– С Шевкетом, я точно знаю. Разговор слышала… кстати, и его жена могла при желании услышать, она тоже там была. И мадам Нелли, но она могла и не понять.

– Что за разговор?

– Они по лестнице поднимались… не здесь, а в театре из кафетерия. Он ей и говорит: это мы потом еще раз обсудим. А она: когда, сегодня? Он: да, говорит, попозже, когда все закончим. Что-то в этом роде, я больше не слышала, врать не стану.

Вот и умница, что не станешь.

Хорошо бы еще узнать, много ли ты уже наврала.

Черные глаза смотрели так ясно, длинные ресницы помахивали так наивно, как крылья бабочки, длинные ноги лежали так красиво, и рука с перламутровыми ногтями так изящно поправляла такую светлую, такую идеально-ангельскую прядь, что все это просто не могло быть правдой.

Ресницы намертво схвачены удлиняющей тушью, ногти наклеены, волосы перекрашены, положения ног натренированы с детства – только хитрость и подлость за всем этим не спрячешь.

Они-то, похоже, у тебя самые настоящие, дорогая белокурая Кармен с табачного склада. Вонзающая кинжал подозрений во всех своих врагов и потенциальных соперниц.