Призрак улицы Руаяль - [78]

Бурдо отправился исполнять полученные инструкции. Ему же доверили отвезти тело новорожденного в мертвецкую. Николя снова вспомнил о Наганде. Глухое предчувствие терзало его. Почему прекратился барабанный бой? Внутренний голос, советовавший ему не волноваться, пытался убедить его, что индеец просто исполнил свой обряд. Однако Николя решил во всем убедиться сам и, сделав знак Семакгюсу следовать за ним, направился на чердак. Ключ по-прежнему торчал в двери каморки индейца. Отперев дверь, Николя вошел, высоко держа руку с подсвечником. Пламя свечи озарило распростершееся на полу безжизненное тело Наганды: из спины микмака торчал нож. Семакгюс подбежал к индейцу, склонился над ним и стал искать пульс. Потом, подняв голову, радостно объявил:

— Он жив! Жив! И дышит. Надо извлечь кинжал; похоже, лезвие не задело ни одного жизненно важного органа; удар нанесли неловкой рукой, и лезвие прошло наискосок. Надеюсь, кончик его не задел легкое, ибо в этом случае откроется кровотечение, и раненый может скончаться от удушья.

Подняв тяжелое тело индейца, они перенесли его на тюфяк. Семакгюс преобразился.

— Найдите мне кусок ткани, вина или уксуса, — велел он, снимая фрак и жилет.

Николя пошел к себе в комнату и через несколько минут вернулся, держа в руках склянки с водой из Карм Дешо, которыми отец Грегуар снабжал его с трогательной регулярностью. Семакгюс вымыл руки.

— Вряд ли когда-нибудь смогут подсчитать точное число наших солдат и моряков, погибших из-за того, что хирург лечил их грязными руками. Причину такого небрежения объяснить трудно, однако так оно и есть.

Предстояло извлечь кинжал, не разворотив рану и не ухудшив состояние раненого, а главное, не вызвав кровотечения, способного затопить легкое жертвы. При свечах операция прошла без труда; обморок Наганды облегчал работу врача. Лезвие, пронзив мускул, уперлось в ребро. Разорвав новую рубашку Николя, Семакгюс сделал добротную повязку, и рана перестала кровоточить. Аккуратно подведя под тело раненого руки, они осторожно перевернули его на бок. Индеец постепенно приходил в сознание. Хирург смочил ему губы несколькими каплями воды из Карм Дешо; лицо раненого дернулось, и он очнулся.

— Я… — воскликнул он, но мгновенно подавил свой возглас.

— Что со мной случилось? — спросил он уже своим обычным голосом.

— Это мы должны вас об этом спросить, — ответил Николя.

— Я ощутил сильную боль в спине, а потом я ничего не помню.

— Вам вонзили кинжал между лопаток. Вероятно, вы исполняли один из ваших странных ритуалов, а потом я заметил, что ваш барабан умолк. Мне стало любопытно, и я решил подняться к вам. Похоже, интуиция…

— Предначертание сбылось: вы стали рукой судьбы и спасли мне жизнь. Сбылось предсказание священной лягушки. Вы, сами того не зная, являетесь сыном камня.

— Ваш спаситель — доктор Семакгюс.

— Мне кажется, Николя, — подал голос корабельный хирург, — вы преуменьшаете ваши способности предвидеть события. Если бы мы не поднялись наверх, сей господин был бы мертв. А определение «сын камня» вам как раз впору.

— Но почему?

— Разве вы сами не рассказали мне, что каноник Ле Флок, ваш опекун и приемный отец, нашел вас на могильном камне, среди лежачих скульптурных изображений сеньоров Карпе в соборе Геранда? Теперь эта загадка решена. Мы же с вами постепенно привыкаем блуждать в потемках. А привычка, увы, вторая натура!

— Наганда, вы кого-нибудь подозреваете? — спросил Николя.

— В этом доме ко мне всегда относились недружелюбно, и даже враждебно, — ответил индеец.

— Вам нечего добавить к тому, что вы мне уже рассказали?

— Нет.

— Главное, ничего от меня не скрывайте. Если вы вдруг вспомните какие-нибудь необычные подробности, без колебаний зовите меня. Кстати, вы по-прежнему утверждаете, что, одурманенные наркотическим веществом, вы проспали здесь почти целый день?

— Я по-прежнему на этом настаиваю.

— Хорошо, пусть так. Тогда я вынужден вам сообщить — и это вне связи с нашей беседой, — что обитатели этого дома арестованы и препровождены в одиночные камеры государственной тюрьмы.

Указав пальцем на рану, Семакгюс отрицательно замотал головой.

— Принимая во внимание вашу рану, — продолжил Николя, — вас отвезут в больницу, где за вами будут ухаживать. Истине недолго оставаться сокрытой. У вас есть лопата?

Наганда посмотрел ему прямо в глаза.

— У меня нет, но вы можете найти ее во дворе, в пристройке, вместе с садовым инвентарем и ручной тележкой, на которой перевозят тюки с мехами.

Оставив индейца на попечение Семакгюса, Николя спустился в лавку, где в ожидании Бурдо, караула, приставов и тюремных карет он намеревался обдумать ночные события. Сознавая, что с загадочными приступами Мьетты покончено, он, тем не менее, все еще пребывал под гнетущим впечатлением увиденного, суть которого осталась для него непостижимой. Лихорадочное состояние, охватывавшее его при виде припадков одержимости, постепенно отпускало его, а вместе с разумом к нему вернулась способность логически мыслить и подвергать все сомнению. Разумеется, ни он, ни его товарищи не позволили вымыслу полностью завладеть ими; и все же пора прочно встать на твердую почву фактов, доказательств и реальных событий повседневности. Какими бы причинами ни была вызвана одержимость служанки, она всколыхнула весь дом и дала новое направление расследованию: он столкнулся с самым настоящим детоубийством. Теперь он мог предположить, что причиной припадков Мьетты стала нечистая совесть девушки, ибо та, возможно, способствовала убийству новорожденного. Николя искренне полагал, что соучастие в таком варварском преступлении могло привести к душевному расстройству и — как последствия этого расстройства — к странным выходкам. Но прежде следовало выяснить, был ли младенец умерщвлен умышленно, или же он скончался от естественных причин. Ответ на этот вопрос могло дать только вскрытие. Не исключено, что легкомысленная, постоянно окруженная поклонниками Элоди не захотела пожинать плоды своей неосмотрительности и сама совершила это преступление. А может, у нее все же имелся сообщник или даже инициатор преступного деяния?