Призрак Шекспира - [8]

— Не знаю, почему все так получилось. Тошнило за кулисами. Сам себе противен был. Еще тебе неудачника не хватало.

— А мы все неудачники. Потому что актеры. Ты действительно меня любил или по долгу?

— Какому долгу? Что такое долг? Оковы? Я же говорил: виноват перед тобой. Сам себе сказал: исчезну. И исчез.

— Не исчез…

В группе давних приятелей ВВ происходили тихие поминки. Кто-то говорил о себе, кто-то — о непостижимой вечности, кто-то пытался вспомнить песни их поколения, а вдова просто смотрела на всех друзей ВВ, не понимая, почему они есть, а его нет.

Олег и Ольга сидели очень близко от этой чинной группы, невольно говоря о своем, слышали, как эти пожилые люди общаются.

Один из тех, кого Олег видел там, у неглубокой бездны земли, куда положили гроб ВВ, сказал вдове:

— Не надо, солнышко. Когда мне наступит пора не пить рюмку, вообще не быть, такой массы людей не будет. Не плачь. Он так тебя любил, даже неловко было. Мы — это я о себе — нищие на публичные проявления или любви, или ненависти. Мы какие-то такие — может, и против, может, не дай Бог, и за, столько слов говорим, что даже страшно. А ВВ, солнышко, никогда ничего серьезного не говорил публично. Молчал — как приговор нашему суесловью.

Они обнялись с вдовой.

Олег прислушивался к соседям, пока Ольга не дернула его за рукав пиджака.

— Не лезь не в свое дело. Как ты там, герой-любовник?

Постепенно возвращаясь в реальность, Олег увидел, что уже близится конец поездки, надо собраться, надеть привычную маску нейтрального пассажира и забыть только что вспоминаемое.

Театр, всем своим купеческим величием представ на обширной площади и завладев ею, давно никогда и никому не был интересен, неизвестно, как и каким образом распространялись билеты, но каким-то чудом театр выживал.

На проходной Олег сказал о Марии Ивановне и Степане Степановиче администраторше, которая должна была вечером работать, встречать публику.

— Я вам еще напомню.

— На память не жалуюсь, — улыбнулась администраторша. — Это кто же такие?

— Мои квартирные хозяева.

— Это что же? Контрамарки вместо квартплаты?

Имела тот еще язычок. Она давно положила глаз на Олега, но тот словно ослеп. Дине Макаровне не очень везло в семейной жизни. Муж стал равнодушным, как будто ему сто лет, прикасался к ней так нечасто, что можно было заподозрить его в неверности, но все было проще: начитался какой-то кришнаитской литературы. А у Дины Макаровны была горячая кровь.

— Спасибо вам, Диночка, — масляно улыбнулся Олег.

— Спасибо не отделаешься, — загадочно сказала администраторша. — Тебе телеграмма. Там, в канцелярии.

Это был третий театр в его актерской карьере. После кулис первого, послестуденческого, столичного, где в третьем, дополнительном составе Гардеман выдержал едва год, Олег отбыл в один галицкий театр. Через четыре года вырвался оттуда в неизвестность, потому что не было приличных ролей, не было серьезного отношения его коллег к профессии, режиссеры менялись слишком часто.

Студентами они с однокурсниками, совсем еще молодые, амбициозные, бегали на киностудию — а вдруг повезет. ВВ им не мешал — никто не знает, где ждет человека удача, когда же речь идет об актерской братии, то и теория вероятности бессильна.

Как-то Олега заметил ассистент режиссера группы будущего фильма с невнятным рабочим названием «Путник».

— Как ваша фамилия? — поинтересовался ассистент и записал услышанное в дешевый блокнот со спиралью, державшей вместе листочки канцпринадлежности. — Придете завтра на фотопробы. В двенадцать устраивает?

— А что за роль? — наивно спросил Олег.

Ассистент почесал шариковой ручкой за ухом.

— Роль? Хм, роль… Фотопробы завтра, а не роль. Не спешите поперед батька…

Олег проглотил пилюлю, однако полушутя полусерьезно спросил:

— А можно прийти с девушкой, она тоже студентка театрального?

Тогда их с Ольгой роман был в самом разгаре.

— Пожалуйста, — ответил ассистент, пожав плечами. — Только учтите, фотопроба — только для вас. В фильме единственная женская роль, и она — за московской звездой.

ВВ, которому гневно исповедовался Олег, ругая подход киношников к их профессии, выслушал студента и сказал:

— Если бы вы имели уродливую или какую-то оригинальную внешность — вас запомнили бы. Может, взяли для эпизода. А так — красавец, статный, к тому же молодой герой-любовник. Таких вокруг студии больше, чем довженковских яблонь в студийном саду. Не обижайтесь. Вы хороший студент. Набивайте шишки. Учитесь перевоплощению. Тысячу раз говорил всем, и теперь скажу вам персонально: вы выбрали тяжелую профессию. Не выдержите — бросайте. Лучше раньше. На кого укажет перстом судьба: «Ты избранник» — не знает никто. Да и не верю я в паранормальность таланта. А вот в работу, ежедневную работу над собой — верю. И в потребность в цели.

ВВ замолчал, пожевал губами.

— Вы извините, Олег, длинные речи надоедают. Забудьте. И на киношников не обижайтесь. Они человека с улицы сделают явлением, а потом выбросят, обнадеженных, на помойку. Там своя специфика. Настоящий актер должен иметь академическое образование. И работать в театре. Это — правило. Об исключениях речи нет.

Они стояли в коридоре института, у окна. За ним пролетали белые мухи декабрьского снега.