Призрак проститутки - [55]

— Не может быть, — сказал я.

— Да, — сказал он. — У нас едва ли был выбор. Управление стратегических служб некомпетентно в этих делах. Предполагалось, что мы должны заслать агентов во все страны за «железным занавесом», а мы не смогли забросить туда даже зерна для птиц. Не успевали мы создать сеть, как выяснялось, что ею руководят русские. Большой русский медведь может двинуть свои армии в любое место за «железным занавесом», а у нас нет достаточно эффективной системы предупреждения. Если бы два года назад Советы захотели пройти маршем по всей Европе, они вполне могли бы это сделать. Мы бы утром встали с постели и услышали на улице их танки. Никакой надежной разведки. Это же страшно. Хотелось бы тебе жить с завязанными глазами?

— Подозреваю, ничего хорошего в этом нет.

— Вот дело и дошло до того, что пришлось нам воспользоваться услугами нацистского генерала. Назову его генерал Микропленка. Настоящее имя я открыть не могу. Он был главным немецким разведчиком на русском фронте. Он выуживал наиболее многообещающих русских военнопленных и умудрялся заслать их обратно за линию фронта. И они некоторое время работали на него в Красной Армии, несколько человек даже пролезли в Кремль. Как раз перед концом войны этот генерал вместо того, чтобы уничтожать свои архивы, закопал пятьдесят стальных ящиков где-то в Баварии. Это были ящики с микропленками его архива. Весьма объемистая продукция. Нам этот архив был нужен. Он теперь ведь имеет дело с нами. Он создал новые сети по всей Восточной Германии, и восточногерманские коммунисты выбалтывают его западногерманским агентам почти все, что собираются делать красные в Восточной Европе. Этот генерал в прошлом, конечно, нацист, но хочешь не хочешь, он для нас бесценен. Вот чем я занимаюсь. Чтоб уничтожить самое большое зло, сотрудничаешь с тем, что поменьше. Мог бы ты так поступать?

— Возможно.

— Ты, пожалуй, чересчур большой либерал, Херрик. Либералы не желают видеть всего зверя сразу. Говорят: дайте нам наиболее лакомые куски. А я считаю, Богу не помешает иметь несколько солдат.

— Что ж, я полагаю, я мог бы быть неплохим солдатом.

— Надеюсь. Тогда, со сломанной ногой, ты вел себя как настоящий солдат.

— Ты так считаешь? — Уже одна эта его фраза делала для меня наш ленч событием из ряда вон выходящим. И мне захотелось, чтобы он ее повторил.

— Несомненно. Как отличный солдат. — Он помолчал. Поиграл своей рюмкой. Свободной рукой поиграл на столе, нажимая то на большой палец, то на мизинец. — Рик, — объявил он, — тебе предстоит снова мобилизовать свое мужество.

Это все равно как приближаться к берегу для высадки. С каждой секундой мое видение приближалось к видению отца.

— Это связано с медициной? — спросил я. И сам ответил: — Речь идет об обследовании, которое я проходил.

— Позволь, я скажу сначала положительное. — Он кивнул. — Твое состояние операбельно. Опухоль на восемьдесят процентов доброкачественная. Так что, когда ее вырежут, все будет в порядке.

— Значит, доброкачественная опухоль?

— Как я сказал, они на восемьдесят процентов уверены, что это так. Процент заниженный. Я полагаю, на девяносто пять процентов так.

— Почему ты так думаешь?

— У тебя бывают сильные головные боли, но умственные способности остаются при тебе — ты не срываешься с катушек. Так что злокачественная опухоль — бессмыслица.

— Может, вся затея вообще бессмыслица, — сказал я.

— Никогда не смей так думать. Лучше сиди сейчас, на публике, в моем любимом ресторане, как в воду опущенный, только не погружайся в подобный нигилизм. Нет, посмотри на это с такой стороны. Представь себе, что в твоем случае сатана по ошибке положил все яйца в одну корзину. — Отец снова зашептал, словно бы опасался, что, произнеся имя сатаны, мог вызвать его. — Так вот, мы намерены его из тебя выкорчевать. Изгони его из себя, Рик, и все твои головные боли уйдут.

— Отлично, — сказал я.

Я готов был заплакать. Не из-за операции. Я не представлял себе, что операция будет так скоро, но она, безусловно, стояла на моем горизонте. Я ведь уже три месяца проходил обследования. Нет, я готов был заплакать, потому что теперь понял, почему отец повел меня обедать, почему поверял мне свои профессиональные тайны.

— Я убедил твою мать, — сказал он. — Она женщина трудная при любых обстоятельствах, но я внушил ей, что один из лучших нейрохирургов страны может за это взяться. По секрету скажу тебе, что он работает и на нас. Мы уговорили его поучаствовать в некоторых экспериментах, которые мы проводим по отработке техники «промывки мозгов». Не можем мы отставать от русских.

— Я полагаю, работая надо мной, он немного продвинется по части «промывки мозгов».

Отец слегка улыбнулся шутке.

— Он даст тебе все шансы стать тем, кем ты хочешь быть.

— Вот именно, — сказал я.

Мною владело странное, необъяснимое чувство. Я ничуть не сомневался, что опухоль — самое скверное, что во мне есть. И всякая гниль — вроде, например, моего тайного города — объясняется ею. Однако я считал, что рано или поздно все это само из меня выйдет.

— А что, если не прибегать к хирургическому вмешательству? В конце концов, я вполне могут жить с головными болями, — сказал я.