Призрак проститутки - [28]

— Возможно, да, а возможно, и нет.

Я немного поздно пошел в обход буйка.

— Может, вы, любители оперы, подслушивали телефон в моей Берлоге? Она действительно звонила мне сегодня вечером. Ну и что?

Он умиротворяюще поднял руку. Я понял, что чересчур распалился. Не чувствовалось ли в моем голосе сознания вины?

— Умерь свой пыл, Гарри, — сказал он, — умерь. Скорее всего твой разговор с Хлоей в том или ином месте записан на пленку. У меня просто не было возможности к тебе подключиться. Да и не было желания, — добавил он. — Я приехал сюда не за тем, чтобы разложить тебя на столе и вытащить ректоскоп.

— Хотя ты не возражал бы так провести разговор, чтоб это было зондажом в глубину.

— Я предпочел бы провести его на равных.

— Знаешь, что сидит сейчас у меня в мозгу? — спросил я.

— Небожители.

Розен показал, насколько все-таки мы были неравны.

— Рид, — сказал я, — я мало что знаю о Небожителях.

— Сам по себе не знаешь, это верно. — Мы оба понимали: многое из того, что казалось мне не имеющим значения, могло быть подарком для него. Он допил свое виски и протянул мне стакан. — Налей мне еще немного этого великолепного шотландского виски, — сказал он, — и я надену их юбочку.

Я изобразил улыбку. Потребовалось немалое усилие, чтобы сладить со страстями, управлявшими мускулами моего рта.

— Это была для тебя дьявольски хорошая возможность, — сказал он. — Поверишь или нет, это дьявольски хорошая возможность и для меня.

Ну вот теперь мы говорили на одном языке. Он наверняка имел представление о том, сколько документов я вынес из Лэнгли. Меня так и подмывало сказать, что такое мое поведение оказалось не слишком обременительно для этого закомплексованного малого — моего сознания. По правде говоря, поразительно. Хотя, наверно, наступит день, когда мне придется расплатиться по счетам — я буквально ждал этой возможности. «Я мог бы многое порассказать тебе, Нед, — чуть не сказал я ему тогда, — что я в связи с этим чувствую: я чувствую, что прав».

Но я молчал. Розен сказал:

— Гарри, ты многие годы был бешеный, как кипящая вода. Возможно, на то была причина. Когда брак разрушается, по-моему, надо сказать: «Не судите. Только Бог может соразмерить вину». Все мы женаты на управлении. Если ты готов пойти на разрыв, не мне тебя судить. Не тебя. В течение нескольких лет ты вел работу, за которую нам всем стыдно. Так смело и так отлично все проворачивал.

Я постарался скрыть, какое удовольствие я неожиданно почувствовал. «Смело и отлично» — эти слова привели меня в лихорадочное возбуждение. Я ведь ничуть не менее тщеславен, чем высокопоставленный чиновник.

А Розен продолжал:

— Скажу тебе по секрету, сколько бы ты ни вынес документов — а как я понимаю, у нас теперь довольно точное представление о твоих набегах, — все равно, дружище, — голос его никогда еще не звенел так, — даю слово, грехи твои простимы.

Тем самым он в своей особой манере предлагал мне помочь ему. На протяжении лет Розен наверняка снабжал Проститутку немалым количеством материалов, которые служба внутренней безопасности предпочла бы хранить у себя. Простимые прегрешения все время случались. Информация просачивалась в щели между Госдепартаментом и нами. Министерством обороны и нами, Советом национальной безопасности — да, особенно СНБ — и нами — мы были просто добрыми американцами, вложившими свое достояние в дырявые акции.

А вот смертельные грехи — это уже другой разговор. Смертельный грех — передавать папирусы советским службам, это несравнимо менее забавно. Хотя Розен не мог быть абсолютно уверен в том, что я нахожусь на низшей ступени простимо-смертельных грехов, что речь может идти об отставке, а не о том, чтобы также (или) предать меня суду и уволить. Ему, безусловно, требовалась моя помощь. Вопросы, возникающие в связи со смертью Хью Монтегю, будут иметь куда большее значение, чем любые мои проделки.

Пожалуй, это и к лучшему, что говорить мне придется с Недом, а не с каким-нибудь высокопоставленным гориллой из службы безопасности, который понятия не имеет о том, сколько поколений Хаббардов способствовали созданию милой непритязательной Крепости.

Омега-8

Свет, падавший из камина, отражался в очках Розена. Я даже увидел, как вспыхивало пламя, когда я говорил.

— Исходим из того, — сказал я, — что мое расставание со службой будет справедливым. — Не знаю, то ли мой голос прозвучал непотребно самоуверенно, то ли Розен бросил мне слишком хорошо выбранную приманку, только я почувствовал, что он вяло отнесся к моим словам.

Тонкие губы его сурово поджались, как у чиновника, приготовившегося вытащить из речки форель.

— Будем считать, — сказал он, — что взаимное сотрудничество позволит нам расстаться на устраивающих всех условиях, насколько это допустимо соответствующими правилами.

Не все умеют выражаться бюрократическим языком. Я пренебрежительно кивнул. Я вдруг осознал, что пьян. Такое случалось со мной в эти дни не часто, сколько бы я ни пил, но, прослужив двадцать пять лет в правительственной организации, ты все-таки можешь посостязаться во владении языком.

— При условии, — сказал я, — совпадения в подходах мы проведем взаимоустраивающее расследование с противоположных позиций.