Призрак оперы - [15]

Сзади мадам Маньера расположился их близкий друг Исидор Саак. На сцене пел Мефистофель. – И мадам Жири запела: «Вы так крепко спите…» – Затем своим правым ухом (а его жена сидела слева) мсье Маньера услышал голос: «Ха, ха, кто-кто, а Жюли не так уж крепко спит…» А его жену звали Жюли. Он повернул голову направо, чтобы посмотреть, кто сказал эти слова. Никого! Мефистофель все еще пел… Но, может быть, вам скучно слушать это, мсье?

– Нет-нет, продолжайте.

– Вы очень добры, – сказала мадам Жири жеманно. – Итак, Мефистофель все еще пел. – Она запела:

«Катрин, я обожаю вас, молю, не откажите в сладком поцелуе…» – И опять мсье Маньера услышал голос справа:

«Ха, ха, уж кто-кто, а Жюли не откажет Исидору в сладком поцелуе». Маньера опять повернул голову, и на этот раз в сторону жены и Исидора. И что же он видит? Исидор взял руку мадам Маньера и целует ее через небольшое отверстие в перчатке, вот так, мсье. – И мадам Жири поцеловала кусочек кожи, который просматривался сквозь ее шелковую перчатку. – Смею вас уверить, что все трое не сидели после этого тихо! Бах, бах! Мсье Маньера, который был таким же большим и сильным, как вы, мсье Ришар, дал пару пощечин Исидору Сааку, который был худым и слабым, как вы, мсье Мушармен, при всем моем к вам уважении. Началась суматоха. Люди в зале стали кричать: «Он убьет его, убьет!» Наконец Исидор смог убраться.

– Так призрак не сломал ему ногу? – спросил Мушармен, немного раздосадованный замечанием мадам Жири по поводу его внешности.

– Там – нет, мсье, – ответила она надменно. – Он сломал ее прямо на большой лестнице, по которой Исидор Саак спускался слишком быстро, и сломал ее так сильно, что пройдет довольно много времени, прежде чем бедный Исидор сможет опять подняться по этой лестнице.

– И призрак сам сказал вам, что шептал в правое ухо мсье Маньера? – спросил Мушармен серьезно, как судья.

– Нет, мсье, это сказал мне Маньера.

– Но вы говорили с призраком, не правда ли, мадам?

– Да, так же как сейчас с вами, любезный мсье.

– И что же этот призрак обычно говорит вам, позвольте спросить?

– Он просит, чтобы я принесла скамеечку для ног. После этих слов мадам Жири, которые она произнесла торжественным тоном, и при виде ее серьезного, полного значительности лица Ришар, Мушармен и Реми, секретарь, уже не могли сдерживаться – все разом они расхохотались. Контролер, исходя из своего предыдущего опыта, не присоединился к ним. Прислонившись к стене и нервно играя ключами в кармане, он гадал, чем это все может кончиться. Чем высокомернее становилась мадам Жири, тем больше он боялся, что раздражение Ришара вернется. Однако, видя веселье импресарио, билетерша посмела даже прибегнуть к угрозе.

– Вместо того чтобы смеяться, – возмутилась она, – лучше бы поступили, как мсье Полиньи.

– И как же? – спросил Мушармен, который никогда так не забавлялся.

– Я постоянно пытаюсь объяснить вам… Послушайте. – Мадам Жири вдруг успокоилась, чувствуя, видимо, что настал ее час. – Я помню все, как будто это было вчера. В тот вечер давали «Иудейку». Мсье Полиньи сидел один в ложе призрака. Мадемуазель Краусс была великолепна. Она только что спела, вы знаете, это место во втором акте. – И мадам Жири затянула: «Я хочу жить и умереть рядом с человеком, которого люблю…» – Да – да, я знаю это место, – прервал ее Мушармен с улыбкой. Но она продолжала петь, встряхивая перьями своей шляпы «Уйдем, уйдем! Здесь и на небесах одна судьба ждет нас…» – Да-да, мы знаем это место, – повторил Ришар, снова теряя терпение. – Что из того?

– Так вот, это как раз, когда Леопольд воскликнул:

«Бежим!», а Элеазар останавливает их: «Куда вы бежите?» Именно в этот момент мсье Полиньи, я наблюдала за ним из соседней ложи, которая не была занята, именно тогда он вдруг неожиданно встал и вышел, негнущийся, как статуя. Я едва успела спросить, куда он идет, совсем как Элеазар? Но мсье Полиньи не ответил мне и был бледнее трупа. Я видела, как он спустился по лестнице. Он не сломал себе ногу, но шел как во сне, как будто ему приснился кошмар. Он даже не мог найти дорогу – а ведь ему платили за то, чтобы он знал Оперу как свои пять пальцев. Высказав все это, мадам Жири сделала паузу, чтобы посмотреть на эффект, который она произвела.

Но Мушармен лишь покачал головой.

– Все это еще не объясняет, как и при каких обстоятельствах призрак просил у вас скамеечку для ног, – настаивал он, глядя прямо в глаза мадам Жири.

– После этого вечера призрака оставили в покое и никто не пытался отобрать у него ложу. Месье Дебьенн и мсье Полиньи отдали приказ, чтобы ложу оставляли свободной для него на все представления. И каждый раз, приходя, он просил у меня скамеечку для ног. – Итак, призрак, который просит скамеечку для ног… Ваш призрак – женщина?

– Нет, призрак – мужчина.

– Откуда вы это знаете?

– У него голос мужчины, красивый мужской голос. Вот так это происходит. Обычно он появляется в Опере в середине первого акта, трижды стучится в дверь ложи номер пять. Можете представить, в каком недоумении я была, услышав эти стуки, а я знала очень хорошо, что в ложе никого нет. Я открыла дверь, я слушала, я смотрела – никого! И вот я услышала, как какой-то голос сказал мне: