Призрак Небесного Иерусалима - [54]

Андрей уж было хотел прервать его, но внезапно понял, что исторический экскурс – не более чем краткая передышка в их бесконечном кружении вокруг неизвестного маньяка. И промолчал.

– А знаете, каков был основной спорный догмат между православными и католиками в Средневековье? – задал вопрос Иннокентий.

Маша и Андрей разом приподняли брови.

– Хлебобулочный! – улыбнулся Иннокентий.

– В смысле? – растерялся Андрей.

– Видите ли, святые отцы православной церкви считали, что хлеб при причастии должен быть квасным, то есть на дрожжах. А католики – что пресным. Пекли каждый свой. Наши уверяли, будучи особами более лирическими, что закваска – нечто живое, с пузырьками – символизирует Бога живого. Поэтому наш хлеб – живой, а их, католический, – мертвый. И бедные католики получают во время таинства евхаристии мертвого Христа.

– И кто прав? – невольно заинтересовался теологической темой Андрей.

– Думаю, как ни обидно, католики. Ведь Тайная вечеря приходится на еврейскую Пасху. А евреи в Пасху вытравляют из дома даже дрожжевой дух. Пасха для них – напоминание об исходе, блуждании по пустыне, а дрожжевой хлеб портится. Поэтому в дорогу берут исключительно сухари, в случае евреев – мацу. Что еще? Православные – и тут совершенно справедливо – отвергают идею наместника Бога на земле – папы римского. Да, и вот важный пункт, – снова посерьезнел Иннокентий. – Что, как мне кажется, существенно для нашего маньяка: в православии нет чистилища. То есть существует только белое и черное: рай и ад. Никаких полутонов.

– Да, жестко, – усмехнулся, поежившись, Андрей.

– Наш, россейский, максимализм, – усмехнулся в ответ Иннокентий.

А Андрей отставил давно пустой бокал и встал:

– Спасибо за гостеприимство, мне пора.

Иннокентий и Маша проводили его до порога и смущали, маяча рядом, пока он долго не мог справиться со шнурками ботинок. Наконец он распрямился, покрасневший от усилий, пожал руку Иннокентию и кивнул Маше:

– Вы молодцы. Отлично поработали.

– Подождите! – вспомнил Иннокентий и вынул из кармана листок бумаги. – Вот, – сказал он, протягивая листок Андрею. – Я тут набросал примерный список мест, связанных с Небесным Иерусалимом. Надеюсь, не понадобится, но все же.

– Тщетные мечты, – мрачно усмехнулся Андрей, пробежав список глазами и сунув в карман. – Боюсь, еще как понадобится.

Андрей

Андрей не привык себя долго обманывать – если он накормил с утра от пуза Раневскую, надел новые брюки и свежую рубашку, вел машину как сумасшедший, слушая почему-то «Радио-классику», то это потому, что хотел увидеть свою стажерку Каравай Марию.

Но, сказал себе Андрей, исключительно поскольку дело заваривается серьезное, и если бы не Каравай, вряд ли они бы связали все эти «глухари» в одну цепочку. У стажера Каравай оказалась хорошо соображающая голова, и это отметил не только он, Андрей Яковлев, но и анонимный убийца. Иначе зачем выбирать в жертвы Машину подругу? Он заигрывает с ней, подумал Андрей. Дразнит. Вызывает на поединок. И его затопила внезапная волна животного страха за Машу: «Черт бы его подрал, этого маньяка! Попался бы ты мне, гад, я уж… – крутились обрывочные мысли. – Девочку молодую выбрал кулаками махать, с мужиком слабо?» И понимал: нет, не слабо. Просто он, Андрей, ему неинтересен. А Маша – интересна.

И вышел из машины, с силой захлопнув дверцу со смутным чувством обиды и – возможно ли? – ревности. Что-то было между ними: интеллигентной девочкой и беспощадным убийцей. Связь мыслью, более сильная порой, чем телом. Но как до нее добраться в Машиной, явно переполненной через край, башке? Как оградить ее от страшной сцепки с маньяком? Андрей открыл дверь кабинета, кивнул коллегам, подошел быстрым шагом к Маше.

– Маша! – сказал он отрывисто.

Маша подняла на него глаза и улыбнулась. Улыбка быстро пропала: выражение лица у начальства было вновь неласковое и очень решительное. Он тяжело дышал, как будто только что пробежал стометровку. Так оно и было – по лестницам и коридорам Петровки.

– Маша! – повторил он, сев напротив и попытавшись выровнять дыхание. – Я хочу отстранить тебя от этого дела!

Маше не надо было объяснять – какого. Она побледнела так, что, казалось, даже глаза стали темными в обрамлении длинных ресниц.

– Почему? – тихо спросила она. – Что я делаю не так?! Почему вы меня так не любите?

– Дура! – прошипел ей в ответ Андрей. – Дура, хоть и умная! Ты что думаешь, мы тут в бирюльки играем?! Он убил твою подругу, понимаешь?! Он зашел в твою квартиру, одел ее в твои вещи, посадил в твою машину и пустил прямиком в столб! Он знает, кто ты такая! Я не хочу тобой рисковать! У тебя слишком мало опыта, у тебя не выработался еще «профессиональный страх» – нюх, позволяющий чувствовать опасность. Да такой и вырабатывается только со временем…

– Зато я смогла вычислить логику его убийств! – яростно зашептала в ответ Маша. – У меня хватило на это знаний и интуиции, а ни у кого из вас не хватило! Если он убил мою подругу, значит, он хотел мне что-то сказать, это послание! Маньяки очень часто подсознательно хотят, чтобы их поймали! Если я не приму, не расшифрую этот ребус, выходит, Катя умерла зря!