Призрак идет по Земле - [8]

— Снова «если бы», — насмешливо заметил Алессандро.

— Если бы можно было проходить сквозь стены? Если бы создать человека-призрака, свободно проникающего в твердые тела?

Алессандро молчал. Слова Мориса едва доходили до его сознания. Никчемный разговор — химеры, фантазии, несбыточные мечты! А Морис, не ожидая ответа, вдохновенно продолжал:

— Можно было бы создать группу людей, которые передавали бы заключенным этот препарат. Не улыбайтесь иронически. Это не только мечта. Так вот. Получив его, узники уже не боялись бы ничего — ни стен, ни пуль, ни ударов. Стены тюрем расступились бы перед ними, и ни охранники, ни солдаты ничего не смогли бы с ними сделать.

Потр тихо засмеялся, удовлетворенно потер ладонью небритую щеку. Лучики морщинок поползли у него вокруг глаз.

— Вы представляете, товарищ? Тюрьмы стоят целехонькие, а в них — ни одного заключенного.

— Для чего вы все это рассказываете? — устало спросил Лосе.

— Как это — для чего? — удивился француз. — Я думал, что заинтересую вас такой проблемой. Вы же физик. Ну и еще… разве вы не думаете о бегстве?

Алеосандро насторожился. Что-то уж очень настойчиво говорит этот Потр о побеге. Может, он обыкновенный провокатор? Такое бывает. А поэтому не следует спешить с откровенными высказываниями. Надо как можно осторожнее проверить нового товарища.

— Во-первых, сейчас нечего и думать о побеге. Вон, какими стенами отгорожена от нас свобода, — хмуро отозвался Лосе. — А, во-вторых, такого препарата нет и быть не может. А поэтому… ваши слова — пустая забава, игра ума.

— Не согласен! — возразил Морис. — Я говорил об этом не только как арестант, мечтающий о свободе, но и как ученый-физик.

— Вы хотите сказать, что такое открытие уже сделано?

— Не знаю, — уклонился от прямого ответа Потр. — Во всяком случае, оно возможно.

— Вы говорите так, как будто сами имеете к нему какое-то отношение, — сказал Лосе.

Француз не ответил. Он долго молча следил за звездочкой, медленно передвигавшейся по темному квадрату окна. Вот она коснулась края решетки, затрепетала и исчезла. Морис тяжело вздохнул. Алессандро обернулся к нему. Что он за человек? Почему в таких тяжелых условиях он упорно думает о каких-то фантастических вещах?

— Вы, наверное, не доверяете мне? — наконец очнулся от задумчивости Морис.

Алессандро сделал рукой отрицательный жест.

— Не возражайте. Вы не умеете прятать свои мысли. Да я и не обижаюсь. Вы очень много вынесли и имеете право на сомнение. Но не бойтесь меня. Наоборот, может быть, я чем-нибудь вам помогу,

— Объясните мне только одно, — сказал Лосс, очевидно, вы коммунист или социалист. Почему же вы здесь, в тюрьме для уголовных преступников?

— Понимаю, — улыбнулся Потр. — Вижу, что вы — профан в вопросах политики. Видите ли, это — уловка, придуманная каудильо. Они арестовывают подпольщика, революционера, но обвиняют его не в политической деятельности, а в якобы совершенных им убийстве или грабеже. Судей-фальсификаторов — достаточно, лжесвидетелей — тоже, хоть лопатой греби. Революционера осуждают за уголовщину. Посмотрите, мол, рабочие и крестьяне, кому вы доверяете! Ваши лидеры — воры и убийцы!

— Мерзость! — скрипнул зубами Лосе.

— Согласен, но удивляться не следует — при существующем строе все это вполне закономерно.

Француз внимательно посмотрел на Лосса, потом дружески положил руку ему на плечо.

— Я вам все время рассказываю о себе. А почему молчите вы? Мне интересно знать историю товарища по несчастью.

Алессандро не надо было просить. Разговор с Потром убедил его, что француза нечего бояться. Израненная, страдающая душа узника открылась. Потр внимательно, не перебивая, слушал взволнованный рассказ про запутанную, бурную жизнь, про встречу с Катрен, пылкие мечты и, наконец, про последнюю катастрофу, разрушившую все…

Алессандро уже давно кончил, а Погр все молчал в тяжелом раздумьи. Лосе ждал, печально глядя на тусклую лампочку вверху. Наконец Потр взглянул на Лосса и тихо сказал:

— Я знаю, что у вас уже выработались определенные нормы поведения, в какой-то степени твердые взгляды на жизнь, мораль… Но, я думаю, вы понимаете, что путь преступлений — пагубный путь. На этой дороге опустошается душа и гибнет ум. Да и не только это! Гибнет все — счастье, мечты, семья! Разве думали вы о Катрен, о ее счастье по-настоящему? А вы говорите, что она — самое дорогое в вашей жизни.

— А что я мог сделать? — грубо оборвал Лосс. У парня не было выбора. В жизни я видел только горе и насилие. В этом мире считаются только с силой. И, поверьте мне — если бы я был бандитом большого масштаба, то не попал бы сюда, а стал бы, может быть, руководителем какой-нибудь политической группы.

— А если бы вам удалось выйти отсюда?

— Я снова занялся бы тем же самым.

— Но ведь не все же обездоленные превращаются в преступников!

— Не знаю про других! Я говорю о себе. Вот вы упомянули о революционерах, о подполье. Где оно? Если вы против того, чтобы я и мне подобные шли преступным путем, то почему нам не помогли?

— А вы хотели помощи? — мягко спросил Потр. — Вы искали нас?

— Впрочем, не стоит об этом, и говорить, — обиженно отозвался Алессандро. — Впереди — десять лет каторжной тюрьмы, а это — смерть, в лучшем случае — инвалидность.