Призрак и леший - [4]

— Да, вы верно мыслите. Как говорил когда-то, сравнительно давно, один великий и умный человек, «упадок духа сродни смерти», — горестно вздохнул мой негаданный собеседник.

— Да… Вы совершенно правы, — печально, задумчиво и крайне скорбно произнёс я в ответ. — Упадок духа у самоубийцы присутствует всегда и везде. Если упадок духа сродни смерти, то самоубийца практически умирает дважды.

— Почему?

— Человек, решительно замысливший самоубийство, уже почти мёртв ещё задолго до его осуществления. Какая, однако, зловещая картина, — перед вами ходит ещё вполне живой мертвец, который скоро умрёт окончательно! Представляете!? Ужас! Маразм! Тьфу, тьфу, тьфу!!!

— Да, вы правы, — рассмеялся старичок.

— Ну и тему для разговора мы выбрали, однако, — несколько нервно и напряжённо улыбнулся я в ответ.

— Кто вы есть? Как вас зовут, откуда вы родом, как оказались в этом Богом забытом месте? — поинтересовался старичок. — Акцент у вас какой-то странный.

— Я вообще-то издалека. Русский. Зовут меня Александром. Судьба занесла в этот волшебный, я бы сказал, в райский и дивный край, который отнюдь не забыт Богом, — я сделал несколько шагов в сторону собеседника.

Тот оставался абсолютно спокойным, неподвижным и безмятежным. Собака напряглась и глухо зарычала.

— Хан, фу! Ну что же ты так негостеприимно себя ведёшь? Успокойся, расслабься, — старичок, кряхтя, поднялся с песка.

Оказался он небольшого роста, был сухощав, но весьма жилист. Довольно просторные шорты очень смешно смотрелись на его тощей фигуре. Я не смог удержаться от облегчённой улыбки, а вернее, от саркастической ухмылки.

— И что вас так развеселило?

— Наряд у вас какой-то странный. Такая вакханалия всевозможных цветов, и вообще… — снова осторожно улыбнулся я.

— Я просто-напросто пытаюсь несколько оживить окружающие меня ландшафт или пейзаж, не знаю, как правильнее выразиться. Они довольно однообразны по своей структуре и палитре, что мне не совсем нравится, — покровительственно и мягко усмехнулся незнакомец. — Голубое небо и зелёный лес… Вот и всё. А я люблю буйство красок, игру цветов и их бешеную вакханалию, знаете ли, и неизъяснимую, магическую и таинственную энергию, скрывающуюся внутри них.

— Понятно. Я тоже люблю разнообразие во всём.

— Так вы русский? Интересно, очень интересно. Небо явно послало мне знак в качестве вас, сударь.

— Что вы имеете в виду? — удивился я.

— Да я так, о своём, о суетном…

— Понятно…

— Знаете, а вы мне нравитесь, — задумчиво сказал мой собеседник, медленно подходя к воде, кряхтя, склоняясь над ней, и с удовольствием окуная в неё руки. — Я моментально распознаю в человеке и потаённую фальшь, и глубоко спрятанное недоверие, и неестественность, и недоброжелательность, и тревожную закрытость и внутреннюю напряжённость, дискомфорт, так сказать. В вас этого всего почти нет. Почти…

— Почему почти?

— А потому, что вы сейчас несколько напряжены, — усмехнулся незнакомец.

— Да, вы правы, — тяжело вздохнул я. — Напряжён я не несколько, а очень сильно. Но это чувство рождено не вами, а кое-чем другим. Вернее, кое-кем другими.

— Да, я это понял, — нахмурился старичок. — Как сказал когда-то Солон из Афин, «напряжение духа рождает как силу, так и слабость тела». Что же, сегодня рыбалка отменяется. Но не беда. Кое-какие запасы провизии на всякий случай у меня дома имеются, я сварганю вам великолепную уху! Ведь вы, русские, любите уху? А ещё мы с вами можем сварить борщ. Все ингредиенты у меня есть, даже говядина на кости, вернее, не говядина, а оленина. Собственно, какая разница, олень или корова… А кроме этого классического и магического блюда у меня получается замечательная окрошка. И сальце с прослойками на моей кухне присутствует. И соления и варения разные имеются. И картошечку можно сварить или пожарить на том же сале, да с чесночком, а сверху посыпать укропом. А ещё я люблю пельмешки со сметаной и уксусом. Сам их готовлю. Очень вкусно и питательно. А блины с маслицем и икоркой!? А огромные, на первый взгляд вроде бы мёртвые, но живо пышущие жаром и дышащие с экстазом, багровые и ароматные раки под пивко!?

— Откуда же у вас, уважаемый, такие весьма неплохие знания о русской кухне? — удивился я и непроизвольно сглотнул слюну, с отвращением взглянув при этом, на пустую и жалкую консервную банку, скорбно лежащую в траве.

— Вы не поверите, но некоторое время назад была у меня женщина, украинка. Хохлушка, одним словом. Какая разница, русские или украинцы. Все от одного корня. Кровь смешана и перемешана. Почему вы сейчас так враждебно, даже с ненавистью, относитесь друг к другу, не пойму.

— Давайте не будем о политике, — сухо поморщился я. — Надоело. Как кость в горле стоит!

— Давайте… Так мы идём или нет?

— Спасибо за приглашение, уважаемый, но мне, увы, в силу ряда чрезвычайных обстоятельств, придётся покинуть эти благословенные места, не испытав всех прелестей вашего гостеприимства, не отведав, я уверен, ваших замечательных блюд, — я с сожалением и нервно махнул рукой в сторону полу надутой лодки.

— Как, однако, вы изысканно изъясняетесь! — восхитился старичок. — А вы помните начало нашего разговора?