Призрак грядущего - [114]

Когда она влетела в столовую, отец допивал кофе. Она так боялась, что не застанет его, что едва не бросилась ему на шею; только ощущение своей физической нечистоты заставило ее остановиться. На протяжении последних недель в их отношениях появилась некоторая напряженность. Как-то раз, заявившись домой после вечера, проведенного с Федей у него в квартире, она не смогла заставить себя заглянуть к нему в кабинет, чтобы пожелать доброй ночи; полковник тоже больше не спрашивал ее, где она была. Однако сейчас, стоя с ним рядом, она чувствовала громадное облегчение; она была благодарна ему за то, что, видя ее состояние, он сохранил невозмутимость. Одна только горничная-француженка глядела на нее с дерзким любопытством, совсем как шофер такси и хозяйка бистро. Она вспомнила, что шофер не поблагодарил ее за щедрые чаевые.

— Можно мне поговорить с тобой у тебя в кабинете? — спросила она как можно более твердым голосом. В столовой им пришлось бы считаться с присутствием горничной.

— Разумеется, — сказал полковник, взял кофейную чашечку и последовал за ней в кабинет. Пока она рассказывала ему свою историю, скорчившись в дальнем углу дивана, он отхлебывал кофе маленькими глоточками, избегая глядеть на нее.

— Вот и все, — закончила Хайди, зажигая трясущимися пальцами сигарету. — Вот и все. Как видишь, я оказалась верной последовательницей своей матери. Но это так, вместо финала. Я рассказываю тебе обо всем этом только для того, чтобы спросить, к кому мне обратиться в полиции. Если я просто забреду в ближайший полицейский участок, они решат, что я спятила.

Полковник несколько секунд молча помешивал свой кофе, потом отставил чашечку, стряхнул пепел с сигары и в первый раз посмотрел дочери прямо в лицо. Обычно в его голубые глазах не бывало заметно определенного выражения; Хайди запомнились все до единого моменты, когда в них загорался огонек. Она потупила взор, уставившись на кончики туфель.

— Зря ты так о матери, — выговорил полковник.

— Прости, — сказала Хайди. — Очень удобное оправдание, правда? — Она продолжала разглядывать туфельку, пристраивая ее то так, то эдак.

— Правда. Твоя личная жизнь меня не касается. Даже мое начальство высказало то же суждение, отказавшись принять мою отставку.

Хайди уставилась на него в таком потрясении и ужасе, что полковнику стоило немалых усилий сохранить твердость в голосе и взгляде.

— Тебе пришлось подать в отставку из-за меня? — выдавила она и тут же почувствовала себя легче, потому что ее глаза наполнились слезами.

— Вероятно, это даже не могло прийти тебе в голову, — сказал полковник. — Просто удивительно, насколько совестливые люди слепы к чужым бедам. -~ Он запнулся, надеясь, что его последнее замечание не ранит ее слишком глубоко. — Теперь скажи-ка: кто внушил тебе эту безумную идею насчет полиции? — Его голос снова звучал сухо.

Она взглянула на него, ничего не понимая.

— Конечно нужно поставить в известность полицию! — В ее глазах промелькнула искорка надежды. — Или слова Делаттра по-твоему — сплошная ложь?

Прежде чем ответить, он снова выждал несколько секунд.

— Нет, не ложь. На самом деле о занятиях господина Никитина известно всем заинтересованным службам, в том числе и французской. Но такие дела никогда не входили в компетенцию полиции.

— Но почему? — Хайди снова охватило отчаяние. — Жюльен сказал мне то же самое. Я просто не понимаю!

— Видимо, — устало молвил полковник, — такие вещи недоказуемы; кроме того, его защищает дипломатический иммунитет, а также необходимость избегать скандалов, от которых может усилиться международная напряженность, и так далее.

Хайди дернулась всем телом, спустила ноги на пол и уселась прямо. Сдержав резкую реплику, которая так и просилась сорваться у нее с языка, она размеренно произнесла:

— Если дело за доказательствами, то я могу помочь. Я видела его записную книжку.

Полковник окинул ее ледяным взглядом.

— И что из того? — Ему требовалось усилие воли, чтобы не переходить на презрительный тон.

— В ней было полно имен — целые списки — со всякими значками. Она выпала у него из кармана на приеме у мсье Анатоля в День взятия Бастилии, когда мы впервые встретились.

— Ты подобрала чужую записную книжку и сунула туда нос? — спросил он с нескрываемым ужасом.

— Я отдала ее ему на следующий же день. Но суть не в этом. Я хочу сказать, что видела в ней списки имен.

— Слушай внимательно, — спокойно сказал полковник. — Всякий раз, когда у нас возникает разговор, наступает момент, когда ты заявляешь, что самые важные для меня вещи, оказывается, не имеют отношения к сути дела. Боюсь, нам никогда не удастся прийти к согласию насчет «сути». Но на этот раз мне хотелось бы донести до тебя свое мнение. Когда тебя стали замечать в разных местах с этим Никитиным, мне посоветовали по-хорошему, чтобы я отговорил тебя от этого занятия. Я отказался, поскольку не считал себя вправе вмешиваться в твою жизнь. Вместо этого я сказал, что могу уйти в отставку, как уже сообщил тебе. Я сделал это, чтобы защитить твое право видеться с человеком, которого ты выбрала, независимо от того, откуда он, и от всякой политики. Пока я верил, что твои отношения с ним искренни, у меня не было права в чем-либо тебя упрекать. Однако твое теперешнее поведение совершенно сбивает меня с толку. Вчера ты поссорилась со своим… любовником. Уже сегодня тебе не терпится бежать в полицию и доносить на него, потому что кто-то сказал тебе то, о чем ты, наверное, и сама все это время догадывалась…