Призрак джазмена на падающей станции «Мир» - [18]

Затем мы перекусили в ресторанчике, окна которого выходили на пустынный пляж. Мы оказались практически единственными клиентами, если не считать две немецких пары в другом конце зала. Следовало серьезно поразмыслить над следующими стадиями операции. По телевизору начали показывать экстренный выпуск новостей, который привлек к себе внимание официантов в соседнем помещении. Со своего места я мог краем глаза наблюдать за происходящим. Весь телеэкран заняла рожа сержанта Месауда. Я не понимал по-арабски, но догадывался о сути зачитанного диктором сообщения.

Если какие-нибудь свидетели припомнят, как сержант беседовал о чем-то с парой европейцев, описание наших примет, с высокой долей вероятности, приведет копов в Агадир. План добраться отсюда самолетом до Кейптауна уже не годится. Это слишком рискованно. Мы завалили легавого и потому больше не имели права на ошибку.

За едой Карен не произнесла ни слова, я — тем более.

Я постоянно размышлял над продолжением операции. Нужно было импровизировать на ходу, а я это ненавижу.

В конце концов, пришлось отказаться от плана под названием «ложный след в Рио». Мы продолжим использовать второй набор фальшивых документов, чтобы как можно скорее выбраться из Марокко. Нам следовало найти судно до Сенегала, как это предполагалось изначально, или скрепя сердце воспользоваться самолетом как наиболее быстрым вариантом. Из Сенегала — переправиться в другое государство тропической Африки, что-нибудь вроде Нигерии, страны с масштабными урбанистическими конгломерациями, где процветает коррупция. А уже оттуда, воспользовавшись третьим набором ксив, двинуться в Кейптаун.

Нужно, чтобы к завтрашнему вечеру или, в худшем случае, к утру третьего дня мы покинули пределы Марокко.

Когда мы оказались в гостиничном номере, я наконец осмелился спросить у Карен:

— Так что же именно случилось с тем копом в Рабате?

Карен выглядела донельзя усталой. Я прекрасно видел, что «эпсилон» уже почти не действует на нее, но хотел узнать правду — точно так же какой-нибудь болельщик желает дождаться конца матча, победитель которому ему давно ясен, чтобы узнать точный счет.

Она не стала отвечать сразу, а вместо этого улеглась на кровать. Я же уселся в кресло лицом к «Секретным материалам», дублированным по-французски, — сериал транслировал какой-то европейско-арабский канал.

— Как ты это сделала? — вновь спросил я. — Ты знала, что это убьет его?

Вместо ответа она глубоко вздохнула и потянулась, как кошка, — номер, который бабы умеют проделывать великолепно.

— Скажи, а ты не хочешь посмотреть CNN? — сказала Карен вместо ответа.

Я пробормотал какую-то фразу, но переключился на круглосуточный новостной канал. Гражданская война в Китае взорвалась на экране вспышками напалма, танки и самолеты обстреливали позиции уйгурских повстанцев, таджикские и кашмирские боевики атаковали из засады автоколонну пекинской армии где-то в долине реки Шимшал. В мире все шло своим чередом. Я свернул небольшой косяк.

— Как ты это сделала? — еще раз спросил я с терпением, порожденным усталостью. — И что происходит с нейровирусом?

Молчание тянулось не меньше минуты. Китайские «МиГи» и «Аны» продолжали стирать с лица земли уйгурские деревни при помощи массированных авиаударов, школы горели как спичечные коробки, длинные вереницы беженцев заполнили все дороги к совсем близкой границе с Киргизией. ООН собиралась голосовать по проекту очередной резолюции — обычное дело.

Затем я услышал за спиной некое движение, какое бывает, когда человек садится на постели, и почувствовал на затылке легкий ветерок от дыхания Карен. Благодаря смутному отражению на поверхности телеэкрана, я понял, что она развернулась таким образом, что ее лицо оказалось в ногах кровати, сразу за моим креслом.

— Не переживай насчет нейровируса, милый, — сказала она. — Эта проблема улажена.

Я обернулся к ней. Я смотрел на ее лицо в профиль. Оно находилось всего в нескольких сантиметрах от моих глаз. Отблески света озаряли его каждый раз, когда на телевизионной картинке делала свое дело массивная китайская бомба, накачанная пропаном.

— Улажена?

Она медленно повернула голову ко мне, и тут я заметил в ее голубых глазах что-то вроде остаточного ультрафиолетового свечения. «Нет, скорее это возобновление активности», — подумал я.

— Дать тебе еще «эпсилона»? — спросил я.

Карен пристально смотрела мне в лицо, и в ее глазах еле заметно мерцали таинственные отблески, как будто притаившиеся в укромном уголке своего логова и готовые с минуты на минуту вырваться на поверхность.

— Я же сказала — эта проблема решена, забудь о ней.

Я напряженно следил за ее чертами, я растворялся в невинном взгляде этих глаз цвета лазури, где переливалось сияние. Я знал, что оно смертоносно, но не понимал, как с ним обращаться.

— Слушаю тебя.

Она по-прежнему оставалась невозмутимой.

— К этому нечего добавить. Просто прибереги «эпсилон» для себя, мне он больше не нужен…

Помимо собственной воли я издал тихий и достаточно саркастический смешок:

— Надо при случае сообщить сержанту Месауду. Он будет счастлив узнать, что ты излечилась…

Я заметил вспышку гнева, всполох фиолетового огня, промелькнувший за какую-то долю секунды, и понял: Карен прилагает большие усилия, чтобы сдержаться, однако ее губы все-таки слегка дрожали, когда она бросила в ответ: