Призрак дома на холме. Мы живем в замке - [13]

– Очень по-викториански, – заметила Теодора. – Викторианцы обожали такую чрезмерную грандиозность и с головой зарывались в бархатные складки, кисти и лиловый плюш. В более раннее или более позднее время дом поставили бы на холме, где ему самое место, а не сюда, в яму.

– На вершине холма его бы все видели. Я за то, чтобы он оставался скрытым.

– Теперь я все время буду бояться, что холмы на нас рухнут, – объявила Теодора.

– Не рухнут. Просто будут сползать, незримо и беззвучно, пока не накроют с головой. И никуда мы от них не убежим.

– Спасибо, – тихо сказала Теодора, – ты отлично довершила то, что начала миссис Дадли. Я немедленно собираю чемодан и еду домой.

Элинор в первый миг поверила, но тут же различила веселье на лице Теодоры и подумала: она гораздо храбрее меня. Неожиданно – хотя позже это станет привычным штрихом, узнаваемой чертой того, что связывалось у Элинор с именем Теодора, – та уловила ее мысли и ответила на них.

– Не надо все время бояться. – Теодора пальцем тронула Элинор за щеку. – Мы не знаем, откуда берется наша храбрость.

И она сбежала по ступеням на лужайку между купами высоких деревьев, крикнув через плечо:

– Догоняй! Я хочу поискать, есть ли здесь ручей.

– Не стоит уходить далеко, – напомнила Элинор.

Словно две школьницы, они припустили по лужайке: даже после недолгого пребывания в Хилл-хаусе их радовал внезапно открывшийся простор, радовала трава под ногами после жестких полов; почти звериный инстинкт влек девушек на звук и запах воды.

– Сюда! – крикнула Теодора. – Здесь тропка.

Ручей журчал дразняще близко, тропка петляла между деревьями – то тут, то там им открывался вид на подъездную аллею, – но все время под уклон, дальше от дома. Лес закончился, начался каменистый луг, и Элинор сразу почувствовала себя лучше, хоть и заметила, что солнце висит уже в неприятной близости от нагромождения холмов. Она позвала Теодору, однако та лишь крикнула: «Вперед, вперед!» – и побежала дальше по тропке, но почти сразу ойкнула и остановилась перед самым ручьем, который почти без предупреждения выпрыгнул у нее из-под ног. Элинор, подойдя сзади обычным шагом, успела поймать ее за руку, и обе со смехом повалились на берег ручья.

– Ох и любят же здесь пугать приезжих, – сказала Теодора, переводя дух.

– Скажи спасибо, что не упала в воду, – проворчала Элинор. – Нечего было нестись сломя голову.

– А здесь мило, правда?

Ручей тек стремительно, легкая рябь поблескивала на солнце; по обоим берегам трава спускалась к самой воде, желтые и голубые цветы клонили свои головки. За пологим склоном начинался еще один луг, а за ним, далеко – высокие холмы, все еще озаренные косыми вечерними лучами.

– Мило, – уверенно повторила Теодора, словно подводя итог.

– Я точно здесь раньше бывала, – сказала Элинор. – Может быть, в детской книжке.

– Ничуть не сомневаюсь. Умеешь пускать «блинчики»?

– Сюда принцесса приходит на свидания с волшебной золотой рыбкой, которая на самом деле – переодетый принц…

– Уж больно он должен быть маленький, твой принц, в ручье всей глубины – не больше трех дюймов.

– Тут есть камушки, чтобы перебраться на другую сторону, и крохотные рыбки – наверное, мальки.

– И все они – переодетые принцы. – Теодора растянулась на солнышке и зевнула. – Головастики?

– Мальки. Для головастиков уже не время, глупышка, но мы наверняка найдем лягушачью икру. Я в детстве ловила мальков руками и отпускала.

– Из тебя бы вышла отличная фермерша.

– Здесь хорошо устраивать пикники. Сидеть у ручья и есть крутые яйца.

– Салат с курицей и шоколадный кекс, – рассмеялась Теодора.

– Лимонад в термосе. Просыпанная соль.

Теодора перекатилась поудобнее.

– А знаешь, про муравьев все врут. Нет никаких муравьев. Коровы, может быть. Но я еще ни разу не видела на пикнике муравья.

– А быка? Обязательно кто-нибудь должен сказать: «В поле не ходи, там бык».

Теодора открыла один глаз.

– У тебя был дядюшка-юморист? Который что ни скажет, все смеются? И который советовал тебе не бояться быка: когда бык на тебя кинется, надо просто схватить его за кольцо в носу и раскрутить над головой?

Элинор бросила в ручей камешек; сквозь прозрачную воду было видно, как он медленно опустился на дно.

– У тебя много дядюшек?

– Тысячи. А у тебя?

Через минуту Элинор ответила:

– О да. Большие и маленькие, толстые и тощие…

– У тебя есть тетя Эдна?

– Тетя Мюриэль.

– Такая сухопарая? В круглых очках?

– С гранатовой брошкой.

– Она приходит на семейные торжества в темно-бордовом платье?

– Отделанном кружевом.

– Тогда, наверное, мы с тобой родственницы, – сказала Теодора. – У тебя были пластинки на зубах?

– Нет. Веснушки.

– Я ходила в частную школу, где меня учили делать реверансы.

– Я вечно болела зиму напролет. Мама заставляла меня носить шерстяные чулки.

– Моя мама заставляла брата приглашать меня на танцы, и я делала реверансы как очумелая. Брат до сих пор меня ненавидит.

– Я упала во время выпускной процессии.

– Я забыла свою партию в оперетте.

– Я писала стихи.

– Да, – сказала Теодора. – Теперь я точно знаю, что мы кузины.

Она со смехом села, и тут Элинор шепнула:

– Тише. Рядом кто-то есть.

Они застыли, прижавшись плечами и молча глядя на склон за ручьем. Трава там шевелилась: кто-то медленно и незримо пробирался по яркому зеленому холму. Солнечный свет померк, от ручья потянуло холодом.