Призрак Безымянного переулка - [28]

Как они в первые мгновения все боялись, что она, эта женщина, бросится на них, повалит на землю, снова вцепится зубами, как бешеный зверь.

Но женщина вела себя кротко – стояла, смотрела на них не мигая.

– Эй! – лейтенант Лужков окликнул ее.

– Ее зовут Лиза, – сказала Катя. – Я слышала там, в переулке у дома. Ее имя Лиза.

Лиза, Лиза, пошли, пошли…

– Лиза, пойдемте, – сказал Мещерский и протянул к ней руку. – Пойдемте с нами.

Она сделала к нему шаг. Двинулась своей чудной и нескладной подпрыгивающей походкой.

Они окружили ее, все еще опасаясь, что она проявит агрессию. Но Лиза шла тихо – вышагивала и словно не замечала ни их, ни подоспевшего патрульного.

– Я «Скорую» хотел вызвать, так она не хочет, – сообщил он лейтенанту Лужкову. – В смысле потерпевшая. Фамилию я вот записал – Астахова Алиса. Там с ней эксперты, и народ уже собирается.

Естественно, обитатели Безымянного переулка слышали дикие вопли и шум ночной погони.

– Лиза, пойдем, пойдем. – Катя подбадривала странную женщину, как та старушка у дома днем.

– Она, кажется, ку-ку, – шепнул ей лейтенант Лужков. – Это, конечно, все объясняет. И надо проявить понимание ситуации. Но она ведь на ту женщину напала.

И тут странная Лиза взяла, как малолетний ребенок, сначала Мещерского за руку, а потом и лейтенанта Лужкова. Тот вздрогнул, но руки не отнял.

Так они и вели ее – с холма вниз, мимо нежилого купеческого особняка, мимо Хлебникова и Гжельского в Безымянный переулок.

Кровь вокруг рта Лизы успела засохнуть, и зрелище было пугающим.

Пока они спускались под горку, по Андроньевскому проезду не прошел ни один трамвай и не проехало ни единой машины.

А в Безымянном вроде никто спать не собирался. Искусанная женщина по имени Алиса Астахова уже поднялась на ноги – точнее, ее подняли. Катя, когда они подошли к дому, увидела, что все так и стоят вокруг иномарки с открытой дверью. Только вот сумка и шерстяная накидка уже не валялись на тротуаре. Их держал в руках Виктор Ларионов и растерянно взирал на то, как двое экспертов, выбравшихся на крик из старого цеха, осматривали раны пострадавшей Алисы Астаховой.

Шерстяной рукав ее платья они задрали до плеча, уговаривали, что лучше вызвать «Скорую» и поехать в больницу, в травмпункт.

– Никуда я не поеду, все нормально, – качала головой Алиса Астахова. – Я… Мы лучше пойдем домой, правда, Саша?

Возле Алисы Астаховой Катя увидела того высокого брюнета, которого заметила еще днем. На этот раз он был без секретарши и без плаща. Даже без пиджака – в одной белой рубашке без галстука на сыром ветру, точно выскочил, поспешил на крик в ночи, бросив все дела.

– Алиса, лучше в больницу, – повторял он.

– Нет, нет, все пустяки, надо лишь промыть, обеззаразить и перевязать.

В кирпичном доме горели окна на всех этажах. Жильцы, оторвавшись от телевизоров, проявляли недреманное любопытство.

Из подъезда, едва завидев процессию, ведущую Лизу, словно и дожидаясь этого момента, выскочила пожилая женщина в махровом халате, пуховике поверх него, намотанном на голову полотенце и тапочках на босу ногу.

– Лиза! Ты что? Почему из дома ушла? Я же сказала – я мыться иду. Мне из ванной не слыхать. А ты из дома вон… Ох, в чем рот-то у тебя вымазан? О господи, Лиза, что ты творишь?

– Она вам кем доводится? – сухо спросил лейтенант Лужков.

– Дочь это моя.

– А ваша фамилия как?

– Апостолова Тамара Николаевна я, а это дочь моя Елизавета.

– Нам всем, и вам тоже, надо будет проехать в отдел.

– Лиза – инвалид детства, у нее справка из психдиспансера, никуда она не поедет.

– И я никуда не поеду, – хрипло объявила Алиса Астахова.

– На вас же нападение совершено. – Лужков повернулся к ней.

– Это все пустяки. Не было никакого нападения. Это просто… шутка.

– Шутка?

– Это недоразумение… Саша, скажи им, что же ты молчишь?

Голос Алисы Астаховой звучал нервно, но в нем уже не было тех панических нот, как когда она кричала: «Меня укусили!»

Но не это в тот момент поразило Катю. А выражение лица брюнета в белой рубашке по имени Саша. Лицо – как гипсовая маска. И при этом он не смотрел ни на кого, в том числе на Алису Астахову. Он глядел себе под ноги, на трещины в асфальте, словно не смел поднять глаз.

– Лиза, почему вы напали на эту женщину? – спросил Мещерский.

Лиза выпустила его руку из своей и подошла к матери. Она не ответила. Глаза ее моргали все так же сонно. Катя подумала, что она в ступоре, но в ступоре люди замирают, зависают в одной позе, а Лиза двигалась – пусть и нескладно, точно на шарнирах, однако…

– Она не говорит. Она ничего вам не скажет, – объявила ее мать Тамара Николаевна. – Лиза, как же ты могла такое сделать, а?

– Все вышло случайно, я уверена в этом. Это что-то вроде припадка у нее. – Алиса обернулась к Лужкову: – У меня нет к ней никаких претензий.

– А ваша рука?

– Я ее перевяжу.

– И вы не станете писать заявление в полицию о нападении?

– Не было никакого нападения.

– Мы же не слепые и не идиоты. Мы видели то, что видели. У вас вся рука от плеча до кисти в укусах, а у нее вон на губах кровь, как у вампира.

– Она больной человек, не в себе. И я… мы тут все соседи. Я ее знаю с детства. Никаких показаний я против нее давать вам не стану. Она больной человек. Я не хочу, чтобы из-за меня ее упекли в дурдом.