Призрачно всё... - [7]

— За такие слова можно и ответить!

— Ты хорохориться потом будешь, — прежним насмешливым тоном ответил Павел, — сперва признай, что сыном не интересуешься, тебе по барабану его проблемы… Ты сейчас не столько удивлен, сколько раздражен тем, что я вмешиваюсь не в свое дело, так? Я не могу смотреть, как ты взвалил все на Ольгу: она не двужильная. У нее тоже самолюбие имеется. А ты — тряпка поросячья!

— Тоже мне, защитник униженных и оскорбленных, — процедил Аркадий. — Где вы только спелись, соловушки?

— Ладно, давай обратно. — Взяв под локоть Аркадия, Павел повернул к ресторану. — Вижу, кроме уязвленного самолюбия, у тебя сейчас ничего не задействовано, забудем и разотрем. И не вздумай на Ольге вымещать!

— Да пошел ты. — Изместьев зло отдернул руку, нырнул по тропинке в кусты. Оттуда до Павла донеслось: — Не нуждаюсь я в твоих советах. Не лезь не в свое дело, понял? А с женой я сам разберусь, без твоей протекции.

— Я же говорил: кроме самолюбия — ничего…

В ответ до него донесся лишь шорох удаляющихся шагов.

На мраморных ступеньках ресторана Павла поджидал юбиляр с расстегнутым воротником рубашки и ослабленным галстуком.

Потеребив усы, Ворзонин поинтересовался:

— Если мне не изменяет память, кто-то хотел идти к гостям.

— Тебе она не изменяет, — блекло отреагировал побледневший Кедрач. — Мне что-то… непоздоровилось. Похоже, лишнего хлебнул.

— Сердце не болит? Голова не кружится? — Ворзонин профессионально схватил запястье одноклассника и взглянул на часы.

— Нет, уже легче, — успокоил его юбиляр. — Такое у меня и раньше случалось. Не беспокойся.

Отпустив его руку, Павел хотел уже идти за стол, но вдруг задержался, положил ладонь на плечо одноклассника:

— Ну, что, сценарий готов?

— Да, пожалуй, — кивнул Кедрач. — Завтра принесу.

Чайник браги

Как корабли возвращаются в гавань, самолеты — на аэродром, так и бригады «скорой помощи» — на родную подстанцию. После нескольких тяжелых вызовов, когда больные развезены по клиникам, можно расслабиться, потравить анекдоты, в том числе и сальные…

На самом въезде в город, перед постом ГИБДД, «газель» с красным крестом на борту уперлась в пробку. Тут же заморосил дождь. Пахомыч, водитель, включив дворники, в сердцах ударил по рулю:

— Вот не могут у нас без накладок! Не могут! Что за канитель опять? Кому в задницу кран вставили?

Медсестра Леночка, колдуя над своим мобильником, откликнулась тотчас:

— Ты прям как вчера родился, дядь Паш… Не бери близко к сердцу, береги нервную систему. Она тебе еще пригодится.

— У тебя она, конечно, в полном ажуре, — огрызнулся водитель. — Всем хахалям своим позвонила или остался кто? Не охваченный твоим… гм… роумингом?

— А вдруг действительно авария? — предположил фельдшер Олег, переворачивая страницу потрепанного детектива. — Или, не дай бог, катастрофа! Темнеет рано, в сумерках всякое случиться может.

Изместьев в полемике не принимал участия, глядя на стекающие по стеклу дождевые капли. Своими проблемами он делиться не привык.

Ему скоро сорок, а он все носится по городу, как подмастерье. Хотелось бы остепениться. Годам к тридцати пяти понял, что его дело — хирургическая косметология. Была мысль в свое время — подавать на хирургический поток. Сейчас бы проспециализировался без проблем, но он — терапевт. Здесь специализации другие. Никуда от этого не деться. Поле деятельности отфлажковано, не выпрыгнешь.

Однокурсники давно в клиниках, диссертации пишут… А он словно не повзрослеет никак. Суетится, суетится.

Предаваться ностальгии помешал звонок сотового.

— Аркаш, вы сейчас должны быть неподалеку от парка Горького, — прошепелявила в трубку Натали, диспетчер подстанции. — Я правильно вас там вычислила?

— Сразу видно, с математикой у тебя было все о'кей. Мы в пробке вообще-то, — уточнил он. — Но парк нам по пути будет. Так что продолжай, Лобачевская ты наша.

— Кома там диабетическая, — без предисловий выпалила Натали. — Вы ближе всех, поэтому загляни обязательно. Кома — твоя! Записал, док?

— Гм, записать-то записал. А что я за это буду иметь? — поинтересовался Аркадий, уловив, что в салоне стоит полная тишина: все прислушиваются к его разговору. Еще бы: конец дежурства все-таки. И подцепить «под занавес» тяжелого больного никому не улыбалось.

— Как всегда, — вздохнула трубка, — чайник браги и пирожок.

— Умеешь ты обрадовать. Лады.

Оглядевшись, он понял, что пробка давно позади, а парк культуры будет минут через пять. И энтузиазма туда заезжать у его бригады не предвидится. Но — работа есть работа.

— Так что там было обещано? — уточнил фельдшер. — Колись, Аркадий Ильич, тут все свои. Поцелуй небось?

— Чайник браги, — заземлил он Олега. — Могу поделиться, кстати. Более того, могу все отдать. Да и мало мне одного поцелуя, посущественней что-нибудь бы. Поворачивай, Пахомыч, в парк культуры. Едем выводить из комы одного паренька. Сахарный диабет, классика, можно сказать.

Сколько пареньков, дедушек и бабушек ему довелось «выводить» из комы за прошедшие годы… Упомнить невозможно. Пространство города невозмутимо бороздили несколько десятков «повторно рожденных», тех, кому Изместьев «завел» остановившееся сердце. Кто-то даже поздравляет открытками в День медицинского работника и в Новый год. Последний праздник — особенно символичен. Можно сказать, роковой день для Изместьева. Признаться честно, побаивается доктор этого дня… Вернее, ночи, боя курантов.