Призрачно всё... - [133]

Клойтцер вдруг замолчал, загадочно прищурился и полез во внутренний карман пиджака. Через несколько секунд в его руках доктор увидел лакированный футляр, из которого пришелец вынул очки с толстыми линзами и водрузил себе на нос. Осмотревшись вокруг, он с ухмылкой констатировал:

— Кстати, твой одноклассник нас слышит, — он помахал кому-то невидимому рукой и внезамно рассмеялся. — Более того, он пытается меня ударить… Ух, ты! Он сейчас парит над тобой, сколько злости в юном взоре! Но для того, чтобы удачно эрмицировать, надо быть уверенным в успешности последующей реанимации. А это случается крайне редко, тебе, как врачу «скорой», это известно лучше меня.

— А можно мне взглянуть? — Изместьев указал Клойтцеру на очки, которые тот уже собирался спрятать обратно в футляр. — На минутку… Э — … ваши чудо—очки… можно?

— Соскучился по миру призраков? — Клойтцер в нерешительности начал постукивать очками по футляру. — Уверен, что готов в это вновь окунуться? Без подготовки? Это так называемые линзы Цафта…

— Уверен, — Изместьев выхватил очки из рук пришельца и дрожащими пальцами попытался надеть их себе на нос, но из-за сильного волнения не удержал, и через несколько секунд они с пришельцем молчаливо собирали осколки с натертого до блеска паркета.

— Извините, мастер, — потупившись, промямлил доктор, чувствуя, как наливается кровью его новое молодое лицо. — Но вы сами говорили, что материя сквозь время пройти не может. Тогда как же эти очки, линзы … Цафта, кажется?

— Я их с собой из будущего не брал, — невозмутимо продолжил Клойтцер после того, как драгоценное стекло, пусть и в раздробленном виде, с дужками и оправой вернулось в футляр. — Я приобрел их в вашей аптеке. Лишь обработал потом соответственным образом. Но это уже наши эксклюзивные технологии. Не зацикливайся. Кстати, как и со звонком в прошлое, если ты помнишь. Итак, я отомстил Самоделкину лишь за сорванный «Маркиз». Возвратившись тогда к себе, в 2074-й, я понял, что ничего не изменилось. Цепная реакция грозила стать неуправляемой, необратимой. У нас оставалось слишком мало времени. Самое страшное, я рисковал реально погибнуть в этом самом будущем.

— Каким это образом?

— Например, мог «прилететь» в место землетрясения, ядерного взрыва или в магнитное поле бластера могла попасть молния… Да мало ли что может случиться, когда счет идет на минуты!! И тогда — все! Реквием! Короче, я тотчас полетел обратно, на этот раз — непосредственно к самому Ворзонину. И что я обнаружил! Он занимался педофилией с девочкой-подростком. Первое мое желание было — уничтожить его, растереть в порошок. Представляешь: мир рушится, можно сказать, по его вине, а он развратничает! Но без него мы тебя не смогли бы адаптировать к реальности. Он являлся твоими воротами в 2008 год. Как это ни парадоксально звучит. Ты к тому времени исчез из-под электродов. Это означало, что в прошлом случилось необратимое… В прошлом ты фактически погиб.

— Можно поинтересоваться, — «москвич» лукаво взглянул в глаза пришельца. — В кого вы перевоплотились на этот раз?

— Не юродствуй. В саму Марину Гачегову. Я выжал из этого подонка максимум информации. Он изменил сценарий Кедрача, вот в чем все дело. Не зная этой подробности, мы бы тебя никогда не нашли. Сколько бы мы не летали в прошлое, ничего бы не добились. Надо было придумать что-то покруче… Теперь я знал главное: кто писал сценарий, и кто его воплощал в реальность… Остальное было делом техники.

— Лично мне ничего пока непонятно.

— Ты слушай меня внимательно, и все поймешь. После коротких, но очень бурных дискуссий мы решили ударить в исходную точку: в сценариста, в Кедрача, то есть. Господи, — пришелец вскинул кверху руки Ворзонина, — каких нечеловеческих трудов нам стоило понять сию простую истину. Чтобы перечеркнуть все предыдущие варианты развития событий, надо вклиниться накануне, на этапе написания сценария. Вот оно что! Я появился у Егора в одну из ночей, когда он творил… вернее, должен был творить. Мы уже владели к тому времени эрмикт-прототипированием. Я предстал перед ним его стопроцентной копией. У него была полная творческая импотенция. Я написал весь сценарий, он им воспользовался, предложил Ворзонину как свой. И — все выстроилось в цепочку, нами придуманную. Мы предвидели, что может изменить в сценарии Самоделкин, и заложили в него специально подводные камни. Мы с ним сыграли в партию-блиц. И выиграли ее!

— Егорка — плагиатор? — новоявленный Фаревский схватился за голову. — Не верю! Его кредо — всегда петь по-свойски, даже, как лягушка!

— Сейчас это не важно, — морщась, словно ухваченная им мысль могла тотчас улетучиться из головы, замахал руками Клойтцер. — Я им предложил гениальную идею, а Самоделкин… изменил сценарий. Как просто! Ты прыгнул, но виртуально, понарошку.

— Почему я стал призраком? Ну, оставался бы Акулиной в этих Кормилицах. Растил бы двух дочерей, ублажал бы этого Федора…

— То, что ты стал призраком, как и то, что ты … материально … исчез из-под электродов, означало лишь одно: волна коллапса достигла вашего времени, докатилась до 2008-го года, — Ворзонин потянулся к кувшину с клюквенным морсом. — Работал предыдущий вариант, пока не перечеркнутый, не переигранный. Ты умер в той реальности, и эту трагедию пока, на тот момент, — никто не переписал. Ты разбился на лыжной прогулке. Отчасти потому, что Самоделкин думал, что это будет виртуальная смерть, считал, ты напугаешься — и не более. Ну, там, прозреешь, сделаешь выводы. Мы появились в зимнем лесу в далеком январе 1985-го за несколько минут до твоей гибели,