Признать невиновного виновным. Записки идеалистки - [23]

Бедная женщина в ужасе от того, что ей, быть может, грозит не условное, а реальное наказание, просила меня написать статью и повлиять тем самым на правоохранительные органы и суд.

Редактор отдал мне заметку с незначительными исправлениями. Я посмотрела на часы и поняла, что опоздала. Накануне Аня Сваровская предупредила, что вердикт Летучему могут вынести в шесть-семь часов вечера. Я пулей выбежала из редакции.

В суде я оказалась в половине восьмого. Попробовала позвонить Ане. Ее мобильный не отвечал. «Выключила. Наверное, уже на вердикте», – подумала я и направилась в суд.

Меня поразила непривычная тишина. Обычно в это время в здании суда всегда есть люди, а тут – никого. Охранник узнал меня и как-то странно приложил палец к губам.

На четвертом этаже, у дверей лифта дежурил судебный пристав:

– Женщина, вы куда?

– Я – журналист. Хотела бы поговорить с адвокатами. Здесь слушается дело Алексея Летучего, – заявила я и попыталась пройти.

– Присяжные еще не вышли из совещательной комнаты, – остановил меня судебный пристав. – Слушанья закрытые. Вам придется подождать на первом этаже.

Мне ничего не оставалось, как послушаться и спуститься вниз. Впрочем, я решила схитрить. Спустилась на лифте до второго этажа и перешла на запасную лестницу. И тут я увидела, что впереди по лестнице поднимаются две фигуры в судейских мантиях: судья Мухина и судья Брандер.

– Федор Евгеньевич, если бы вы знали, как я волнуюсь, – говорила Мухина. – Мои присяжные заседают уже почти три часа. Елена Алексеевна мне не звонит, и я не знаю, каков результат.

– Мои присяжные тоже с минуты на минуту вынесут вердикт, – вторил ей судья Брандер. – В их решении я почти уверен. Знаете, в России не любят чеченцев. И хоть подсудимая частично признала свою вину и дала показания против своих сообщников, по ее вине погиб человек. Бомба взорвалась. Еще в самом начале процесса Елена Алексеевна сказала, что специальных присяжных мы подбирать не будем. Желаемый результат очевиден.

Судьи поднялись на четвертый этаж. А я вышла на третий. Приставов в коридоре не было. Не было и журналистов. Все та же звенящая тишина. Я осторожно пошла по этажу и заметила небольшую группу. Не успела я к ней присоединиться, как подошел другой судебный пристав. Он оказался более вежливым, чем его коллега с четвертого этажа.

– Вы кого-то ищете, гражданка?

– Я журналистка, – сказала я и предъявила редакционное удостоверение.

– Раз вы журналистка, можете спокойно посидеть здесь на скамеечке. В коридоре разговаривать запрещается. Присяжные выносят вердикт, – предупредил он.

Пришлось повиноваться. Я решила подождать, когда вернется судья Брандер. Я поняла, что публика, собравшаяся на третьем этаже, ожидает вердикта по делу чеченки, о которой судье Мухиной только что рассказывал судья Брандер. Эта девушка собиралась взорвать пояс шахида в одном московском кафе, но в последнюю минуту передумала и сдалась милиционерам. При разминировании бомбы погиб сапер. Неудавшаяся шахидка активно сотрудничала со следствием, ей обещали это учесть при вынесении приговора.

Часы показывали 20.50. До развязки оставалось совсем немного.

Из лифта вышел судья Брандер. Он решительно направился в свой кабинет. Секретарь суда попросила адвокатов, прокуроров и представителей потерпевших войти в зал. Я увидела, как две журналистки из конкурирующих информационных агентств подбежали к дверям, чтобы первыми узнать вердикт присяжных.

Через несколько минут за дверью раздался громкий крик: «Будьте вы прокляты! Как я вас ненавижу! Обманщики!» Кричала чеченка, которая не ожидала обвинительного вердикта. Из зала суда буквально выбежали мать и жена погибшего сапера. Журналисты бросились к ним за комментариями, а я, воспользовавшись суматохой, поднялась на четвертый этаж.

Там было тихо. Я увидела Аню Сваровскую, но решила к ней не подходить. Она волновалась, теребила свои серебряные кольца: то снимала, то надевала снова. Адвокат Борис Емельянов, как всегда улыбаясь, объяснял что-то одолевавшей его вопросами журналистке. Два других адвоката стояли в сторонке с отсутствующим видом, как будто их совсем не интересовало происходящее.

Секретарь суда Вера нарушила тревожное ожидание. Она пригласила в зал адвокатов:

– Участники процесса по делу Алексея Летучего, пройдите, пожалуйста, в зал на оглашение вердикта коллегии присяжных.

Аня жалобно оглядела присутствующих и, закусив губу, как обиженный ребенок, направилась в зал. За ней потянулись другие адвокаты. Тут как из-под земли возникли прокуроры и тоже вошли в зал. На лифте приехал улыбающийся господин Ведрашку. Журналисты прильнули к двери, пытаясь хоть что-то расслышать через щелочку.

* * *

Председатель горсуда сияла. Она только что отошла от монитора, в который всматривалась в течение последних трех часов. Сняла наушники. Достала тонкую сигарету и блаженно затянулась. Подошла к книжному шкафу, где стояли тома кодексов и комментариев к ним. За подарочным изданием Конституции РФ была спрятана початая бутылка виски Jameson. Елена Алекссевна налила себе рюмку, села в кресло и улыбнулась.

Обсуждение вердикта по делу Алексея Летучего получилось достаточно драматичным. Адвокаты все же заронили зерна сомнения в души двух-трех присяжных. Это касалось тех, кто в этой коллегии оказался по закону, то есть был выдвинут в присяжные заседатели по компьютерной выборке из официального списка, утвержденного правительством города. Строитель поездов метро пенсионного возраста и уборщица из домоуправления оказались чересчур дотошными. Когда старшина, переводчица из «Интуриста», просила всех заседателей по очереди отвечать на вопросы, поставленные судьей, «метростроитель» неожиданно заявил: «Я вижу, тут собрались люди серьезные, а нас как будто за лохов держат. Прокуроры не доказали, что подсудимый встречался с разведчиками, почему же нас спрашивают о представителях военной разведки? Возьмите другой вопрос: “Совершил ли он деяние за денежное вознаграждение?” Разве это преступление? Он ведь им обзоры прессы готовил. Что, должен был бесплатно газеты читать и анализировать?»