Признания шпиона - [129]

Глава 23

На каком-то этапе в 1992 году Розарио узнала, что Рик работает на КГБ. По крайней мере, именно это Эймсы утверждали после ареста. Однако федеральные следователи заметили много несоответствий в том, что каждый из супругов говорил во время допросов, особенно до того, как им разрешили обмениваться в тюрьме письмами. Эти следователи до сих пор не знают, что из рассказанного ниже является правдой — если вообще что-то является.

Во время интервью Розарио сказала, что ей понадобился бумажник, который подходил бы к ее сумочке. Она вспомнила, что у Рика был красный бумажник, который она подарила ему ещё в Риме. Он им не пользовался. Кошелёк лежал в ящике комода. А рядом с ним она увидела записку. «Эту записку передал мне КГБ, — позднее утверждал Эймс. — в ней в связи с чем-то упоминалась моя тёща… Также шла речь о встрече в Боготе. Розарио в панике позвонила мне на работу».

«Никто из моих друзей или членов семьи не знал, что Рик работает в Управлении, — впоследствии рассказывала Розарио, — и я хотела знать: при чем туг моя мать? Почему о ней говорится в записке?» По словам Эймса, он в течение нескольких дней отмахивался от всех вопросов Розарио. Наконец, Рик отвёз ее в «Жерменз» — вьетнамский ресторан в Вашингтоне — и за ужином объявил: «Я работаю на русских». Он сказал ей, что никакого Роберта из Чикаго не существует, как, впрочем, и миллионов долларов комиссионных. Эти деньги ему платил за предоставляемую информацию КГБ.

«Сперва ее охватил панический ужас, — рассказывал позднее Эймс. — Она хотела знать, угрожает ли ей и Полу какая-то опасность. Я заверил ее, что русские, со своей стороны, соблюдают максимальную осторожность. Мы также должны быть настороже».

Вспоминает Розарио: «У меня просто нет слов, чтобы описать то состояние паники и шока, которое я тогда пережила… Я не хотела верить своим ушам. Ну почему это должно было случиться со мной? мне хотелось выбросить все это из головы, спрятаться от жестокой правды. Этого не может быть, говорила я себе. А затем Рик сказал, что русские попросили у него мою фотографию и Пола. Я была напугана до смерти… Он знал, какой эффект произведут его слова».

У Рика была назначена встреча с Андрэ в Каракасе (Венесуэла) в октябре 1992 года. Позднее он говорил, что перед его отъездом Розарио взяла с него обещание, что он скажет КГБ о своём желании отойти от дел. «Розарио и я решили, что ей лучше поменьше знать, поэтому я особо не распространялся о том, чем занимаюсь. Мы редко обсуждали это, однако напряжение росло и периодически она слетала с катушек. Когда подобное случалось, я знал причину».

Во время встречи с Андрэ Рик ни единым словом не обмолвился о том, что хочет отойти в сторону. Его больше беспокоил вопрос безопасности. В КГБ были начаты по крайней мере пять отдельных правительственных расследований, и первое, что сделал Бакатин на новом месте, это уволил двух заместителей Крючкова, пользовавшихся особым доверием последнего.

— Как я могу быть уверен, что Бакатин не сообщит обо мне в ЦРУ? — спросил Рик.

— мы ему о вас не сказали, — ответил Андрэ.

Рик был поражён. Они не сообщили своему новому начальнику о самом ценном шпионе!

Под руководством Бакатина КГБ был расчленён на части. Каждое подразделение превратилось в отдельную структуру. Это было сделано с тем, чтобы ослабить мощь КГБ. Евгений Примаков, профессиональный журналист и учёный, был назначен главой внешней разведки России, Примаков, специалист по Ближнему востоку, изначально привлёк внимание ЦРУ своими антиамериканскими публикациями в «Правде», направленными на поддержку Палестинского освободительного движения. Андрэ сказал, что Примакова информировали о Рике, так же, как и Ельцина, но новому президенту России не сообщили его настоящее имя.

«Г-н Примаков выражает вам свою благодарность за столь длительное сотрудничество», — сказал Андрэ. Он вручил Рику пакет. В нем были спрятаны «кирпичи» новеньких стодолларовых купюр, в общей сложности 130 тысяч долларов. Это была самая крупная сумма, которую Рик когда-либо получал наличными во время своих встреч с офицерами КГБ.

Приблизительно в конце Марта 1992 года Пол Редмонд, проходя как-то днём мимо стола Дэна Пэйна в ЦКР, приостановился и предложил тому ещё раз разобраться с финансами Рика. Пэйн был погружен в написание отчёта по делу «крота» из ШТАЗИ. Он и Вертефей уже договорились о том, что Дэн вновь займётся Риком где-то недели через три. «У Редмонда была привычка цепляться к нам по поводу и без повода», — сказал позднее Пэйн. Он проигнорировал слова шефа.

Прошло ещё около недели. Редмонд вновь во время обхода остановился у стола Пэйна. «Ты уже взялся за Эймса?» — спросил он добродушно. Нет, Пэйн не взялся за Эймса.

Ещё через неделю, проходя мимо стола Пэйна, Редмонд заявил: «Слушай, Дэн, у меня это вот уже где сидит! Немедленно займись Эймсом!»

Пэйн по-прежнему работал, стараясь завершить свой отчёт. Два дня спустя Редмонд вызвал его к себе в кабинет. «вот теперь моё терпение лопнуло, — сказал Редмонд. — Я хочу, чтобы ты бросил все, чем сейчас занимаешься, и приступил к расследованию дела Эймса».