Признания на стеклянной крыше - [11]
Не видеться с Джорджем было выше ее сил. В минуты их близости — на заднем сиденье его грузовичка или же в доме на Пеннироял-лейн — у Арлин невольно мелькала мысль, не из того ли он действительно коннектикутского рода-племени, наделенного сверхъестественными способностями? Впрочем, она ведь знала, что эти люди всегда ждут до последнего, когда корабль уже пошел ко дну или все здание охвачено пожаром — тогда только обнаруживают свою особенность и взлетают в воздух. Могут ли взять при этом кого-нибудь с собой, ты не узнаешь до решающего мгновенья, когда уже нет иного выбора, как только улететь.
Хоть прежде Арлин и в голову не пришло бы отнести себя к разряду женщин, способных крутить роман на стороне, врать оказалось проще, чем она предполагала. Скажешь, что собралась за покупками или на почту, в гости к соседям, в библиотеку на худой конец. Совсем легко, в сущности. Захватишь с собой платяную щетку, чтобы ни волоска от длинношерстой Джорджевой собаки не пристало к твоим брюкам или юбке и тем не выдало тебя. Не сказать, правда, чтобы Джон так уж глаза проглядел, выискивая свидетельства ее неверности: он, большей частью, вообще не глядел в ее сторону. Она же, вспомнив о Джордже, когда готовила омлет на завтрак Сэму или сгребала палую листву, не позволяла себе даже улыбнуться, не удостоверясь, что рядом никого нет. И лишь тогда могла рассмеяться от души. Впервые за долгое время чувствуя, до чего ей посчастливилось.
Единственный, кто знал про них — притом по чистой случайности, — был старший брат Джорджа, Стивен Сноу. Он застиг их в постели, когда, крикнув брату:
— Эй, Джо! Хорош валяться, тебе же ехать к Муди, на работу, — стал у него в дверях и увидел, как они отпрянули друг от друга. Успел заметить рыжие волосы и белые плечи, раньше чем младший брат накинул на нее простыню.
Они оделись и вышли на кухню, где Стивен сидел за чашкой растворимого кофе. Было это через три месяца после того, как она впервые увидела Джорджа, стоящего на крыше дома. К этому времени они зашли так далеко в своей любви, что даже не смутились.
— Большая ошибка, — сказал Стивен брату. И, стараясь не встречаться глазами с Арлин, прибавил: — Обоих касается.
Им было все равно. Где сказано, что кто-нибудь когда-нибудь обязан дознаться, помимо Стивена, а он — человек надежный и замкнутый, мало с кем общается. Они продолжали вести свою тайную жизнь — ту жизнь, какую однажды, выйдя постоять на крыльцо, рисовала себе Арли. Чем дальше, тем чаще совершали безрассудства. Быть может, невидимыми себя возомнили? Решили, что люди кругом ничего не смыслят? Купались нагишом в пруду за молочной фермой. Спали друг с другом в доме Муди, прямо на супружеском ложе Арлин и Джона, за этим сплошным стеклом, где снаружи любому все видно — что птице, пролетающей над головой, что монтеру с телефонной станции — кому угодно! Арлин с течением времени забывала прятать свое счастье от чужих глаз. Напевала, сгребая листья, насвистывала, проходя по рядам супермаркета в поисках спаржи или персиков.
И вот в одно прекрасное утро, на обратном пути с остановки школьного автобуса, она столкнулась с Синтией, совершающей утреннюю пробежку. Арлин с некоторых пор уклонялась от встреч с прежней подругой. Да и была ли Синтия в самом деле ей подругой? Теперь это представлялось сомнительным. Вспомнить хотя бы, как она переглядывалась с Джоном. Женщине, у которой есть секреты, лучше держаться подальше от приятельниц, не внушающих доверия. Когда Синтии случалось заглянуть к ним домой, Арли укрывалась в ванной комнате. Если Синтия звонила по телефону, Арли прибегала к отговоркам, зачастую смехотворным — что якобы всадила в ступню занозу, или что солнце напекло ей голову, или что голос сел, и вот приходится сиплым шепотом приносить извинения. Что же до пресловутых пятничных посиделок, Арлин уже не видела надобности участвовать в этом фарсе. Больше того — водила Сэма по пятницам брать уроки игры на блок-флейте, предпочитая часами просиживать в приемной музыкальной школы под какофонию, летящую из классов, лишь бы не видеться с Синтией.
— Подумать только — оказывается, ты еще жива! — сказала Синтия, случайно встретясь с нею на дороге.
— Да я так занята все это время…
Арлин сама услышала, как фальшиво это прозвучало. Она оглянулась на проулок. Пуститься бы сейчас бежать — мимо Стеклянного Башмака, прямо до того дома, где живет Джордж, до того места, где можно, пусть ненадолго, становиться собой. Ее трясло, хотя день выдался теплый. Ей не нравилось выражение лица бывшей подруги.
— Еще бы ты была не занята! — Синтия хохотнула. — Не догадываешься, что мне сорока на хвосте принесла насчет тебя? Вообще-то все сороки только о том одном и трещат!
Арлин не поверила бы, что может так сильно не любить человека. Все в Синтии вызывало у нее гадливость: ее загар, ее белая футболка и синие кроссовки, темные волосы, стянутые в конский хвост.
— Выходит, не такая ты добродетель, какой прикидываешься, — продолжала Синтия. — Мы, правда, больше с тобой не дружим, но я все-таки не думала, что узнаю это последней.
