Признание в ненависти и любви - [29]
Так, так… Возьмем опять хотя бы «Звездочку». Правда, горком торопил меня. Но все же шло по плану. Законник Вася Жудро еще раньше обосновал: «Правильно, «Звязда»! Пусть светит, как и светила».
И вышла ведь! Увидела свет! Название, чтобы сильней бились сердца, набрали довоенным шрифтом. Рядом дали: «Товарищи! С сегодняшнего дня… пишите!..» О-о! Затем передовая «Шире борьбу!», «Вести с фронтов», «Партизанские новости». И, само собой разумеется, юмор — живем, дескать, и не кашляем!..
До последнего дня не забудется ночь, когда вычитывал корректуру. До последнего дня?! Мама плакала от радости и гладила меня, как бородатое диво. Ребята обнимали…
Но зачем, как и прежде, за мной оставался Держинск?.. Чтобы по-прежнему был в гуще событий? Не знаю… Хотя… Сейчас уже и в этом можно признаться… Я любил эту «нагрузку»… Сколько мне? Двадцать пять. Не так уж и много. Но я молодел, Гена, когда направлялся к вам…
Когда я последний раз побывал в нашем Дзержинске? В начале месяца? Так? И, веришь, выбравшись из минских развалин, захмелел прямо-таки. Над головой небо, облака. На край света шагают столбы. В жилах придорожных берез сок. У одной, наклонившейся, надрубили комель, и между корней ее, прикрытый еловыми лапками, стоит выщербленный горшок с узким горлышком… А за березами? Просторы открытой воды! И там, где мелко, цветет калужница. Желтые цветы ее, как мотыльки, которые вот-вот вспорхнут. Правда ведь? Через день-два лопнут набрякшие почки, зеленоватое облако окутает деревья, и по перелескам покатится зеленый шум.
Каюсь, Гена! Я свернул с дороги к пеньку, нахлебался тогда чужого холодного сока… Сидел ослепленный окружающим светом, оглушенный птичьим щебетом. Нежился, пока не спохватился и не заставил себя «проголосовать». Ехал дальше, признаюсь только теперь, в кузове с веснушчатым вахманом.
Но что со мной? Я и сейчас, кажется, пьянею и… падаю. Падаю, Гена! Ничком, не закрывая глаз… И почему нет боли? Лишь горячим обдало грудь… Смогу ли я хоть шевельнуться?
Стоп, Омельянюк! Держись, держись! И не забывай о том одном, что осталось… Ибо факт — виноват кто-то из тех, кого отправляли в лес. Привел за собой «хвост» или выдал… Да и сам ты, Омельянюк, упорол ошибку. Стоял, наблюдал со стороны, все ли идет гладко, а потом растрогался и помахал на прощанье товарищам в грузовике. О, как необходимо, крайне необходимо передать обо всем этом… И это когда против нас целая вымуштрованная свора…
Хотя… Подожди!.. Гляди правде в глаза!..
Мог ли спастись, скажем, Семенов-Жук? Мог. Когда они появились возле ворот, он уже бежал по коридору. Сердобольная соседка, схватив за руку, почти насильно втянула его к себе в квартиру. Из тайника он вылез, когда поднятая в доме суматоха уже улеглась… Но не сдержался — потянуло глянуть в окно из-за занавески. Посмотрел и встретился взглядом с эсэсманом, тащившимся по тротуару сзади всех.
А Казинец? Сам Славка, всегда собранный, как пружина? Осторожнейший из осторожнейших. Разве ему надо было ввязываться в историю с Лялей? Или идти на явку с партизанской проводницей, когда в городе облавы и повальные аресты? Когда, наоборот, нужно было притаиться, как требовал сам от других. А вот взял и пошел… И шагнул уже не в сени, а в тюремный застенок…
А Пупок?.. Правда, выручил шеф. Помнишь? Ценил Пупка за сноровку, опыт — тот умел набирать и по-белорусски, и по-немецки. Выручил! Да не от случая, не от себя… Когда назавтра его подруга по подполью через дыру в заборе вывела Пупка на Тихую улицу, он вспомнил, что забыл пиджак… Вот не было больше беды! Но как ни умоляла женщина, не послушался, вернулся. И, разумеется, влез в западню… А подготовка восстания? В ней же наша сила, но и наша слабость…
Что все это такое? Просчеты? Лихачество? Безответственность? Возможно… Но не вернее ли, Омельянюк, что это — борьба? Ее эпизоды. Свидетельство — человек прежде всего создан для труда, а не для войны. Он живет миром. И если воюет, то для того же мира… Разве мы не учились воевать? Учились не раз. Но каждый раз наново…
Держинск!.. Неужто это было, Гена? Были красный галстук, комсомольская работа, институт журналистики, Дружба с тобой…
Что ты делаешь сейчас, кижевец мой? Готовишь листовку? Очередную операцию? Или тайно на велосипеде подался в недавно созданный отряд? Мо-ло-дец!.. Когда я старался представить себе чистую, трудолюбивую семью, я всегда вспоминал вашу. Честное партийное. Очень уж легко дышалось у вас, очень хорошо думалось, и самому хотелось быть лучше. Неспроста мой сын — твой тезка. Не случайно вокруг тебя сплотились ребята из «Штамповщика». Врастай, врастай, Гена, в рабочих! Они подскажут, как и что делать. А если придется туго, укроют… Вспомни, как они слушали рассказ о событиях в Минске. Как после в вашем саду глядели на звездное небо, услышав гул «Ил-4», идущих на бомбежку…
А помнишь, как ахала твоя мать?.. «Володечка» да «Володечка»! «Проголодался, конечно, голубок!» Как обняла меня, потянула к столу, подтрунивала над отпущенными усами и бородкой. Как убивалась, узнав обеде с батей. Успокаивала — все обойдется еще, будет хорошо…
«За годом год» — книга о Минске, городе с трагической и славной историей о послевоенных судьбах наших людей, поднявших город из руин.У каждого из героев романа свой характер, свое представление о главном, и идут они к нему, переживая падения и взлеты.Читая роман, мы восхищаемся героями или негодуем, соглашаем с ними или протестуем. Они заставляют нас думать о жизни, о её смысле и назначении.
Основой сюжета романа известного мастера приключенческого жанра Богдана Сушинского стал реальный исторический факт: покушение на Гитлера 20 июля 1944 года. Бомбу с часовым механизмом пронес в ставку фюрера «Волчье логово» полковник граф Клаус фон Штауффенберг. Он входил в группу заговорщиков, которые решили убрать с политической арены не оправдавшего надежд Гитлера, чтобы прекратить бессмысленную кровопролитную бойню, уберечь свою страну и нацию от «красного» нашествия. Путч под названием «Операция «Валькирия» был жестоко подавлен.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.