Признание - [4]

Рассел помолчал, а потом заметил:

— В вас опять заговорил полицейский. Неужели вы никогда не забываете о своей профессии? Представляю, как неловко вы себя чувствуете на званых вечерах. Наверное, все время гадаете, что имел в виду ваш собеседник, когда просил передать соль.

Ратлидж рассмеялся.

— Почему вы решили пойти в полицию? Почему не стали адвокатом, если уж вам так не терпелось вершить правосудие?

— Мой отец — адвокат. Я думал пойти по его стопам, но вскоре понял, что отцовская стезя мне не подходит.

Им принесли жаркое. Рассел жадно посмотрел на блюдо.

— Я такой голодный, что готов съесть даже стол. Но как же трудно стало глотать! — Он обмакнул в соус корочку хлеба и попробовал. — О да, помню, почему мне всегда так нравился здешний соус!

За едой они говорили о самых разных вещах; Ратлидж дождался, пока они доели десерт, и спросил:

— Почему вы решили обратиться в полицию лично? Можно было, например, написать признание и распорядиться, чтобы его вскрыли после вашей кончины… — Когда-то он знал убийцу, который именно так и поступил.

— Вижу, полицейский вернулся! Если бы не он, мы с вами могли бы подружиться. Ладно, мне кажется, ответ на один вопрос вы заслужили. Мне показалось, что признаваться во всем задним числом — трусость. Наверное, меня все же воспитали богобоязненным, и я понимаю, что дело не в одном признании. По-моему, куда справедливее не только признаться, но и покаяться при жизни.

— Ну и как — полегчало после того, как вы сняли тяжесть с души?

Рассел нахмурился:

— Знаете, я думал, что мне полегчает. Я ведь очень долго хранил свою тайну, по крайней мере, мне так казалось. Я набрался храбрости и пришел в Скотленд-Ярд, пока еще в силах ходить; приход к вам стал для меня своего рода испытанием на прочность… Испытанием моей силы духа. Но все вышло… не совсем так, как я ожидал.

— Вам было бы легче, если бы я надел на вас наручники и бросил за решетку? А может быть, вы хотели, чтобы вас повесили?

— Предпочитаю смерть не через повешение, хотя все лучше медленной пытки, которую я терплю сейчас. Наверное, отчасти мне все же представляется, что мое преступление не настолько ужасно, каким казалось в то время. Ну да, так привыкли рассуждать на войне. Если убиваешь несколько тысяч — ну ладно, несколько сотен, хотя иногда казалось, что убитых тысячи, — какая разница, одной смертью больше или меньше? Оказывается, разница очень большая. Видите ли, в тот раз у меня был выбор. Я ведь мог бы не убивать его, а все-таки убил. И вот я пришел к вам, чтобы признаться и исправить прошлое… — Рассел мрачно посмотрел в тарелку. — А исправить прошлое не получается. Вы и теперь желаете знать, почему я его убил?

— Так или иначе я все равно это выясню. Если, конечно, будет следствие. Вас допросят. И если вы не ответите удовлетворительно на все наши вопросы, нам придется самим искать ответы. Работа предстоит не из приятных.

— А я и не ожидал, что она будет приятной, — ответил Рассел. — Только я не догадывался, что все так затронет меня за живое. Или получит огласку. Очень не хочется, чтобы в дело оказались замешаны другие. Если повезет, я умру раньше. А до тех пор прикажите полицейскому, который в вас сидит, заниматься своими делами. Не сомневаюсь, вы доведете дело до конца, но после того, как я уже не смогу отвечать на ваши вопросы и вы не сможете причинить мне никакого вреда. — Он подозвал официанта и сказал Ратлиджу: — Я очень устал. Вот еще один недостаток моего состояния. Так что не обижайтесь, но провожать вас не буду.

— Могу ли я чем-нибудь вам помочь? Может, отвести вас в номер?

— Спасибо, не надо. С этим я еще управлюсь.

Ратлидж встал и протянул руку.

— Если все-таки передумаете, вы знаете, где меня найти.

— Да, знаю. Спасибо, инспектор.

Когда Ратлидж направился к выходу, Рассел вдруг окликнул его:

— Вообще-то кое-что вы могли бы для меня сделать.

— Что? — спросил Ратлидж, разворачиваясь к Расселу лицом.

— Помолитесь за меня. Вдруг да поможет… хоть немного.

Возвращаясь на работу, Ратлидж думал об Уайате Расселе. Если он, конечно, не берет на себя чужую вину и в самом деле совершил убийство, которое много лет отягощало его душу, почему он открыл лишь часть правды?

Может быть, в деле замешан кто-то еще?

А что, вполне вероятно. Но тогда почему просто не продолжать жить дальше со своей тайной и умереть, так и не сняв греха с души? Видимо, Рассел понял, что, как бы он ни поступил, легче ему не станет, поэтому и поспешил отказаться от своего признания.

Может быть, у него был сообщник? Или имелась другая причина?

Выйдя из машины, он мысленно представил себе карту Эссекса. Графство граничит на юге с Кентом; их разделяет Темза. Вдоль северного берега Темзы тянутся болотистые низменности — настоящая бахрома из узких заливчиков и речушек, отделивших от остальной части страны обитателей прибрежных районов. Тамошний уклад не менялся веками. До войны жители окраины Эссекса почти ничего не знали о том, что творится в других частях графства, не говоря уже об остальных частях страны. Они жили своей жизнью. Обитателям болот не требовались ни современные удобства, ни вмешательство извне, которое нарушало бы привычный ход их жизни.