Признание. Стихи - [9]

По Садовому кольцу?

Не такою ли весною

Ты шатался с Бурлюком,

Звонкой силой и тоскою

Непонятною влеком?

Но свинцом рванула сила,

Кровью хлынула тоска.

И сожгла, и схоронила

Маяковского Москва.

А весна идет с окраин,

А народ молчит, глазаст,

А в Кремле сидит хозяин,

Он тебе оценку даст.

Красят скамьи и киоски

В белый цвет и голубой…

Маяковский, Маяковский,

Первая моя любовь.

70-е

К ПОЭЗИИ

Если мне подадут коня

Даже не быстрых кровей

И если с горем пополам

Я все же взберусь на него,

То всякий порядочный кавалерист,

Случись ему быть при том,

Взглянет, сплюнет, произнесет

Некоторые слова.

Но разве не я когда-то прошел

Курс верховой езды?

И хоть в последней и не достиг

Значительного мастерства,

Однако, бывало, сидел в седле,

Сидел как человек. И конь,

Что был за мной закреплен,

Мог за меня не краснеть.

Вот что значит отвычка.

Опыт, навык, муштра, тренаж,

Не обойтись без вас

В овощеводстве,

В скрипичной игре,

В артстрельбе и в любви.

А как же ты, мое ремесло,

К которому раз в году,

Словно бы к нелюбимой жене,

Вздыхая я подходил?

Ты отомстило мне?

Нет и нет!

Да ведь и было не так.

Какой глупец с нелюбимой женой

Задумал тебя сравнить?

Поэзия, я твой галерный раб,

Прости мне эти слова.

В них все — банальщина, спесь и треск,

Но правды больше в них.

Не знает никто, но знаешь ты,

Как ночью, вдруг пробудясь,

Скачу к столу на одной ноге,

Корябаю слова три,

Чтоб утром, осклабясь нехорошо,

Взяв медленное перо,

Самолюбиво зачеркнуть

Несбывшуюся строку.

А кровью харкать? А изнемочь,

Но победить себя?

Нет, как хотел, я не умел,

А как умел — не хотел.

Короче, не на кого пенять?

Я сроду и не пенял.

А раз не пенял, то нет и проблем.

Проблемы, однако, есть…

Но если некий рептильный бард,

Скромняга или нахал,

Почтительно преподнесет векам

Одутловатый том,

Губ не криви, глаз не сужай,

Завидовать не умей.

Единственно, плечами пожми

И тихо улыбнись.

70-е

«Дзенькуе, полуполячка из Вильнюса!..»

Дзенькуе, полуполячка из Вильнюса!

Ты тихо вышла из-за угла —

Я и не подумал, во что это выльется, —

И старую шкуру мою прожгла.

Не я — другой тебя обхаживал.

И ничего у нас с тобой.

Ты ходишь в сером, в черном, в оранжевом

И в теплой куртке голубой.

Но как ты ходишь, как ты движешься!

Как вопросительно глядишь!

Вся нега Востока, вся блажь парижская

В тебе спаялись. Какая дичь!

И стыд какой — что об этом думаю

На пятьдесят восьмом году,

Что эту голову темно-латунную

Повсюду высматриваю и жду.

Спасибо, женщина из Вильнюса,

За этот март.

За то, что так сумела вклиниться,

За горький фарт.

За то, что стыдным тем художествам

Учусь опять:

Вставать в бессоннице, тревожиться

И ревновать.

1981

НА ВЫСТАВКЕ СОБАК

I

На выставке собак

Владельцев изучают.

Тот, с трубкою в зубах,

Презренье излучает.

А этот делово

Подкармливает, гладя

Эрделя своего,

Скромнейший, видно, дядя.

Но может быть, не так.

Быть может, и напротив.

Идет пижон в летах,

Свое отколобродив.

Блестящи и свежи,

Как в день чеканки деньги,

Две челки изо ржи,

Две лирики, две лжи —

Две замшевые девки.

Прошли в болоньях лбы.

Старик прошаркал с палкой

Под добрые дубы

Останкинского парка,

Встряв в чей-то разговор

О гаражах и кражах,

В коловращенье форм,

В неразбериху красок.

Красив на свой манер,

Брус угольно-лиловый,

Великолепный негр

Подыскивает слово.

Запамятовал он

Породы той названье.

Трясет весь лексикон,

Как мелочью позванивая.

Старушечка ползет,

Как «Т-34»,

Чей гусеничный ход

Огнем перечертили.

Издалека с утра

В дорогу снаряжалась.

«Но где же сеттера?

Их нет? Какая жалость!»

Дождь.

А с утра был зной.

И гончих —

Ни одной.

— Бабуля, их тут нет,

Их выставки отдельно. —

Зря куплен был билет.

И снова — в богадельню.

И говорят зонты,

И думают болоньи:

— Ну, мы-то да, а ты?

Что, спутала спросонья?

Согбенность, немощь, скорбь —

Я все отсек, как Фидий,

Навел свой телескоп

И девочку увидел,

Что между двух борзых

Летела в платье белом.

Ах, английский язык

Таким был скучным делом.

Был сад лилов и тих,

И крут приволжский берег.

И рядом шел жених,

Зеленый офицерик,

Картуз держал в руке.

То было или мнилось?

В балканском далеке

Его звезда затмилась.

На русском языке

Судьба с ней объяснилась.

II

Покашляв в микрофон,

Чего-то объявляют,

Все в зеркале кривом,

Все лает и гуляет.

Вот несколько звонков —

Мне надо торопиться.

Вот несколько щенков —

Мне надо к ним пробиться.

В обиде и в тоске

Весь изморщинив лбище,

Боксерчик в туеске

Кого-то взглядом ищет.

А месячный дожок, —

Хоть смейся, хоть присвистни, —

Еще один стежок,

Каким пришит я к жизни.

На выставке собак

Хожу себе, маячу.

Жил байбаком байбак

И упустил удачу.

Остался на бобах,

Однако же не плачу.

Есть у меня они,

Ручные эти звери,

Меж нами искони

Согласье и доверье.

Пусть далеко не мед

Мой мир и мой порядок.

Но доброта тех морд,

Потешность тех повадок,

Тех чистых глаз огни

Все сложные печали

И все пустые дни

Смиряли и смягчали.

Я прожил жизнь не так,

Как намечал когда-то.

Атак и контратак

В ней было маловато.

Не выполнил программ,

Все проворонил числа,

Все игры проиграл,

Но — не ожесточился.

1969

«Вот и стал я старым евреем…»

Вот и стал я старым евреем,

Опустившимся и больным.

А не двинуть ли в зимний Крым?

Самое время.

Побродить в предгорной глуши,

С морем вежливо попрощаться

И считать, что это причастье

Для безбожной моей души.

Для безбожной моей души

Мало этого, мало, мало.

Мало, жизнь, ты меня ломала,