Призмы - [11]

То же самое происходит в любой стране, куда едет эмигрант. Есть, однако, великая разница между любой страной и Израилем, который, по определению, его родина.

Отсюда и другой характер разочарования и другой рисунок поведения.

Письма

Получил письмо от знакомого, шесть лет назад собиравшегося в Израиль. Письмо пришло из Канады. Когда люди шесть лет ничего не слыхали друг о друге, естественно было бы начать со своего здоровья или поинтересоваться здоровьем адресата. Знакомый начал с географии: "Выбор наш случаен — просто ткнули пальцем в карту; одним словом, "прямики", как называют нас ваши газеты", — пошел он в атаку, едва уронив "здрасьте". — "Дурацкая кличка. В каком смысле "прямики"? Не свернули вниз и налево? Или поехали прямо туда, куда другие поедут потом? Что-то тут не додумано. Надо вам что-то ругательно-обидное? Ну, так придумайте, а не получается — рекомендую просто крыть матюгом".

С места в карьер, без всяких рукопожатий и объятий. Как будто я ему слово сказал. Такой взрослый, такой умный, такой инженерный человек. Ему ли не понимать, что после того, как он покинул "пределы", уже ни перед кем не нужно отчитываться. Так нет же! Отчитывается! Немедленно. Оправдывая себя нападками на нас.

Остается думать, что мучает его не кличка, вполне возможно, и дурацкая, а сам маршрут: "прямо", а не "вниз и влево". И хотя он ехидно потирает руки, намекая, что другие, те, кто его сейчас укоряет, еще последуют за ним, что-то не видно, чтобы это облегчило ему сердце.

Единственное, что можно сказать ему в утешение — он не одинок. Было время, когда география заботила извозчиков, а теперь она мучает евреев. Мучает во всей диаспоре, и в Израиле тоже. Здесь далеко еще не преодолены галутные центробежные силы, веками носившие нас по свету.

Смотрю телеинтервью с израильской камерной певицей Мирой Заккай. Текущая работа и планы. Внезапно певица заговаривает о географии. "Мои заграничные гастроли — всего лишь вылазки, — говорит она. — Мой дом в Израиле".

Факт, вроде бы, самоочевидный, да не вполне, раз Мира Заккай находит нужным о нем говорить и еще подчеркивать.

Другой гость на телевидении. Знаменитый израильский архитектор, автор павильона Канады на всемирной выставке в Монреале. "У меня контора не только в Канаде, но и в Израиле", — спешит он предупредить щекотливый вопрос. Израильская контора, однако, не помогает, и его спрашивают в лоб: "Но большую часть времени вы живете в Канаде?"

Среди шести израильтян, жертв террористического акта в Хевроне, был человек по имени Эли Зеев. В Хевроне его и похоронили — рядом с могилами палестинских евреев, убитых во время резни двадцать девятого года. При показе по телевидению похорон шести погибших диктор сообщил, что Эли Зеев, сын американского полковника, воевал во Вьетнаме, получил одну из высших американских наград и, вернувшись с войны, принял иудаизм.

Я подумал: кого в Америке, за исключением родственников, трогает судьба протестанта Эли: его отказ от своей веры, уход в другой народ и в другую страну, гибель в этой далекой стране от пули в спину после субботней молитвы? Кого там интересует, какой маршрут выбрал после Вьетнама сын американского полковника, — прямо назад или вниз и налево?

Этот риторический вопрос уместен в отношении любого народа на земле. Конечно, кроме снабженного большими административными органами. И кроме евреев, у которых тот же овировский, по сути, вопрос учитывается не тайным кабинетом в "большом доме", а тайной раной в душе. В Израиле есть певец-эстрадник Толедано, у которого земляк эмигрировал в Лондон, и Толедано испускает тихий, щемящий душу крик с такими, приблизительно, словами: "В Лондоне старые башни и новый рок-н-ролл — но солнце там больное, бери палку, Йонатан, и двигай домой".

Как и все израильтяне, Толедано не терпит высоких слов, он в жизни не скажет "посох Вечного жида", но всем и без того ясно, о какой палке идет речь.

У нас есть журналист Барух Надель, известный своей козлиной бородкой и бодливым характером. Барух не обижает лишь маленьких детей, которым он рассказывает в своей газете о новых игрушках и добрых книжках. А так, он уже бодал и киббуцы из лона Израилева, и репатриантов из русского лона. Недавно этот, по-своему добрый, злой человек забодал оптом все израильское общество, пытаясь доказать в пространной статье, что именно оно довело немало своих сынов до эмиграции.

Для того чтобы Барух Надель взвинтился, достаточно возникнуть у него перед бородкой. Но главный объект, мимо которого он не может пройти спокойно — власти и всякая официальщина. Обратиться к какому-нибудь своему земляку, сбежавшему, скажем, в Нью-Йорк, с призывом хватать палку и шагать на родину для Наделя значило бы спеть в унисон с официальной политикой, которая клеймит эмиграцию из Израиля. Как же сохранить верность себе? Вот Надель и бодает израильское общество, его учреждения и официальную политику, с безмолвной болью глядя за океан.

Маленький Израиль по-провинциальному гипертрофированно гордится успехами своих соотечественников в так называемом большом мире. Вот документальный телефильм о знаменитом скрипаче Цукермане, израильтянине, давно живущем в Нью-Йорке. Цукерман показан в фильме с явным восхищением и любовью. Но и с незримой болью, непонятной, скажем, французу, которому показали бы фильм про знаменитого соотечественника, покинувшего родину ради Карнеги-Холла.