Приз - [12]

Корвет был мощным рыжим исполином с высокими ногами и длинным, за счет большого крупа, корпусом. Выезжен жеребец был прекрасно и так же прекрасно сложен, — но он удивлял не конституцией, не этим несколько картинно выраженным строением фаворита, не идеальным порядком. Потрясал его ход — ровный, безостановочный и всегда с огромным запасом. Казалось — резвость Корвета, машинная бесстрастность его хода безграничны, все зависит только от посыла.

Но если Генерал и был в чем-то силен — то именно в посыле.

Первая ласточка появилась в начале сезона, задолго до розыгрыша Приза. Они с отцом сидели в жокейской, заполняя недельный график, когда заглянул старший конюх Диомель:

— Шеф, там Зиго вас спрашивает. Пустить?

Зиго был профессиональным «жучком», из тех, кто живет за счет игры. Из тех, кто постоянно ошивается около конюшен, вынюхивает все, что касается заявленных лошадей, и всегда готов — за одно только посвящение — участвовать в подставной игре. Конечно, Зиго был богат. По их кодексу Зиго был обыкновенным подонком — из тех, кого отец, неподкупный Принц Дюбуа, особенно ненавидел.

— Слушай, Диомель, ты что — не видишь?

— Шеф, я бы не обращался, но…

— Гони в шею.

— Хорошо, — Диомель сплюнул. — Но он говорит — важное дело.

— Ладно, черт с ним. Только — сам понимаешь.

— Конечно, шеф.

Это означало: впуская, надо закрыть все денники и провести Зиго по боковому проходу.

Зиго вошел — сорокалетний блондин небольшого роста, одетый с иголочки, плотный, узколицый, голубоглазый, с профессиональным выражением лица. Это было выражение неподкупной честности, которое Зиго каким-то образом носил постоянно, как маску. Когда Зиго вошел в жокейскую, первым, на что обратил внимание Кронго, было однообразно, непрерывно повторяющееся движение его шеи — он дергал ею вверх и вперед.

— Здравствуйте, — движение шеи вверх и вперед. — Здравствуйте, мсье Дюбуа, — вверх и вперед. — Привет, Морис.

Казалось, ворот идеально отглаженной рубашки мешает Зиго — и именно поэтому он сейчас так часто дергает шеей. Шея будто хотела освободиться от рубашки.

— Добрый день, — отец прищурил глаза и оскалился; казалось, каждое слово приносит ему мучение. — Что… надо?

— Видите ли, я хотел очень серьезно поговорить, — шея Диго двинулась вверх и вперед. — У меня очень серьезный разговор.

Отец неподвижно смотрел на Зиго, и тот перестал дергать шеей. На Зиго был новейший, очень дорогой летний костюм, безукоризненно подобранные ему в тон носки и туфли. В левой руке, на среднем пальце которой красовался перстень, Зиго держал небольшую кожаную сумку, ремешок которой был обмотан вокруг запястья.

— Ну — говори.

— У меня очень серьезный разговор.

— Ты что — имеешь в виду Мориса?

— Ну… понимаете, Дюбуа…

— Он останется. У меня от него секретов нет.

— Ну, как хотите.

— Впрочем, даже если бы и были, он все равно бы остался.

— Хорошо, — Зиго оглянулся, посмотрел на стул и, решив по взгляду отца, что его никто не пригласит, сел сам. — Черт, жизнь сумасшедшая, — Зиго улыбнулся, дернув шеей. — Носишься, как ковбой, из седла в седло. Только, Дюбуа, давайте сразу — меня попросили, мне в общем все равно.

Странно — Кронго тогда почувствовал какую-то плотность воздуха, возникшую в жокейской.

— Что все равно?

Зиго освободил от ремешка запястье, положил сумку на стол и медленно открыл застежку-молнию.

— У вас нет ничего выпить?

В углу жокейской стоял бар, но отец не шевельнулся.

— Это — зачем?

— Когда передаешь такую сумму, надо выпить.

— Какую сумму? — отец привстал. — Если это деньги…

— Подождите, Дюбуа, — Зиго дернул шеей. — Вы же не знаете, какие это деньги. — Он вытащил одну за другой четыре толстые пачки. — Здесь двадцать тысяч долларов. По пять тысяч в каждой пачке.

Зиго был из окружения Генерала. То, что пачки десятидолларовых бумажек лежали сейчас на столе, могло означать только одно — Генерал что-то пронюхал и боится. Во всяком случае, если даже не пронюхал, потому что пронюхать было почти невозможно, — он что-то почувствовал.

— За что?

— Ну, так сказать, видите, Дюбуа… — Зиго несколько раз дернул шеей. Кронго показалось — Зиго сейчас покраснеет.

— Так — за что?

— Ни за что.

— Ни за что не дают. Вы что — хотите, чтобы я в каком-то заезде не поехал?

Зиго смотрел в стол, и было ясно, что эта пауза рассчитана, но одновременно — что в этом есть какая-то растерянность. Но какая?

— Я должен знать, в каком. Скажите честно.

— Нет, Дюбуа. Я же вам сказал, что деньги не мои.

— Тогда — на каких условиях?

— Ни на каких.

— Что же — просто так? Без расписки?

— Это просто подарок.

Теперь они оба понимали, что это деньги от Генерала.

— Подарок, — отец поднял и опустил одну из пачек. Если эти деньги действительно от Генерала, то еще неизвестно, что будет хуже — взять их или отказаться.

Кронго почувствовал почти ощутимую плотность того, что происходит. Он остро помнит — в горле у него тогда все пересохло. Он никогда не видел сразу такой суммы. И конечно, не видел, как от нее отказываются. Снова — вот эти слова отца, которые тот часто повторял: «Будь честным, Фис. Будь честным, а то потеряешь чувство лошади».

— Жизнь сумасшедшая, сам себе не принадлежишь. — Зиго решил уходить и незаметно протянул руку к сумке.