Приют забытых душ - [24]

И тут все вокруг взорвалось ярким, ослепительным светом. А уши прорезал высокий, на грани слышимости звук. Огромный ярко-белый шар наполнил маленькое помещение, стараясь раздвинуть стены и вытолкнуть наружу всех, кто был внутри. Секунд десять Коля ощущал, что умер и небеса уже приняли его, но оставалась боль в голове от невероятно высокого звука, заполнившего уши. Казалось, сейчас мозг истечет через них. Мальчик, как и все остальные, сжался в позе зародыша на полу, пытаясь понять, где он, что он, пытаясь осознать, что случилось, но не мог. Обескураживающий свет и дезориентирующий звук пронзили его насквозь. Лишь целую минуту спустя он начал приходить в себя, понимая, что не умер. И что это была лишь светошумовая граната.

Мир медленно возвращался из света в полумрак клетки, где на полу охали и стонали дети. Предметы двоились и троились перед глазами, а звук словно забрался в мозг и не хотел его покидать, как ни тряси головой, чтобы выбить его оттуда. Постепенно взгляд прояснялся, предметы и люди различались четче. Коля в окружении таких же дезориентированных детей поднялся первым и повернулся к освещенному пространству. Там уже находились чужие люди, бросившие гранату. Бабушек оттеснили на одну кушетку, отобрали оружие, кучу из трупов зверей раскидали по сторонам. В центре на второй кушетке восседал здоровяк с копной рыжих волос, выбивающихся из-под черной вязаной шапки, и с такой же огненной бородой. Грязный засаленный комбинезон защитного цвета и когда-то белые унты довершали образ. В руках мужчина держал странное укороченное ружье-двустволку. А позади стояли еще двое мужчин с автоматами. Их лица казались слишком спокойными, а взгляды – слегка отстраненными и затуманенными.

Рыжий долго молчал, словно чего-то ожидая, а жители Юрьева не решались заговорить с напавшими бандитами, хоть те их, по сути, спасли от неминуемой гибели. Но светошумовую гранату не так-то просто забыть, особенно если ее швыряют в тебя. Поэтому дети, да и бабушки, поглядывая кто с неприкрытой ненавистью, а кто и со страхом, затихли в ожидании объяснений пришлых.

Наконец сзади из коридора раздались торопливые шаги и тяжелое дыхание, и вскоре на свет выскочил четвертый боец. Он остановился позади своих и отрапортовал:

– Святой отец, я все обежал. Других выживших нет. Территория усыпана телами людей, собак, кошек и еще каких-то неизвестных тварей. В двухэтажном здании вообще сплошное кровавое месиво, разобрать, что случилось, нет никакой возможности. В церкви выживших тоже нет. Эти, – мужчина указал на детей, – единственные живые. А! Еще пять лошадей позади здания в закрытом сарае. Но… дюже злющие. Мне чуть руку не оттяпали, когда я приблизился. Зубы неестественные. Клыки. Видно, слегка измененные…

– Молодец, Андрей, – протянул рыжий, названный святым отцом. Видимо, он был за главного. – Ступай, сторожи передвижной дом.

Потом главарь повернулся к клетке и, улыбнувшись, пошутил:

– А весело тут у вас! Уржаться можно!

– Ну так ржи и вали на все четыре стороны! – гневно воскликнула баба Зоя. Ее совершенно не смущали стволы автоматов, направленные в ее сторону.

– Э… те-те-те… те-те-те… – предостерегающе протянул елейным голосом святой отец и тут же направил оружие на Зою Павловну. – Металлолому слова не давали! Я вообще не понимаю, что вы обе здесь забыли? Старый мир умер, а вы чего ждете?

После минутного молчания рыжий продолжал:

– Знаете, я вот тут хожу, хожу по земле, а таких старых еще не встречал. Хорошо, знать, жили тут, раз дожили до таких, извините, непочтенных теперь лет. Что вы тут забыли, на этой грешной земле?

– Что забыли, не твоего ума дело! – влезла в разговор Вера Афанасьевна. – Святой ты или не очень, но никакого права судить нас у тебя нет!

– Э… те-те-те… те-те-те… – рыжий еще раз предостерегающе помахал оружием перед лицами старушек. – Не, не! Есть, есть, есть, есть! Есть у меня такое право. И я могу его применить. – Ярко-алые губы показались из-под бороды, складываясь в довольную ухмылку. Он встал и подошел к бабушкам, поднес ствол прямо к лицу Зои Павловны. – Вы разве не слышали? Святой отец! Я – святой отец! А значит, могу судить и отпускать грехи! Ваших, думаю, хватит, чтобы врата ада разверзлись под вашими старушечьими ногами!

– Это что ж мы такого сделали? – спросила баба Вера.

– Сделали-сделали! – рыжий перевел ствол на нее. Взгляд мужчины стал злым. – Вы – остатки того вида, что сотворил с Землей самое страшное злодеяние. Убийство! «Не убий», помните? Вы виноваты в этом! Все, жившие перед смертью Мира, виноваты в этом! И вы – не исключение.

– И ты! – резко выдохнула баба Зоя. – И ты виноват! Разве не жил ты до смерти Мира? Жил! По глазам твоим злым вижу: жил! И тоже виноват, получается! Что-то не так с твоей вонючей теорией. С чего это тебе позволено решать, кто виноват в смерти Мира, а кто нет?

– Я очистился!

– Бухал, что ли?

– Я очистился кровью! – зло рявкнул святой отец. Того и гляди, нажмет спусковой крючок, и бабушки погибнут. – Я уничтожил столько себе и вам подобных, что расплатился со смертью, и теперь достоин нести просвещение людям и карать недостойных! И если надо, я еще больше на тот свет отправлю! Без сожаления, без раскаяния, без промедления!