Приют ветеранов - [66]

* * *

Урбс нервничал. Время уходило, а в Приюте, как ни считай — с начала или с конца, — по-прежнему насчитывалось тридцать восемь ветеранов; между тем нужны были ровно четыре десятка.

Вечером, когда упала тропическая темнота и близкие звезды в очередной раз затеяли переговоры по своему загадочному коду, Урбс привычно обходил Приют дозором. Стража была на местах; не стоило опасаться, что кто-либо из охранников задремлет на посту, хотя чужих людей здесь не очень-то и боялись. Тем не менее Урбс обходил Приют каждый день дважды: с наступлением темноты и перед рассветом. И не только потому, что издавна привык полагаться лишь на самого себя. Его чем дальше, тем больше волновало молчание того отряда — или, если угодно, банды (терминология Урбса мало беспокоила), — который должен был доставить недостающих до сорока. Если завтра последних «ветеранов» не привезут, то придется действовать по рецепту благополучно улетевшего Берфитта: пожертвовать двумя из своих людей, ибо условия следовало соблюдать пунктуально: никогда в жизни Урбс еще не зарабатывал таких денег, какие обещаны ему за эту операцию. Надо любой ценой сделать то, чего ожидал Берфитт, а еще больше — как догадывался Урбс — его хозяева, которых экс-хирург, похоже, здорово боялся. Все это примиряло с мыслью о необходимости приговорить двоих своих людей к смерти. Но вовсе не жалость, не человеколюбие смущали Урбса: такими недостатками он не страдал. Тревожило его другое: люди, которых он возглавлял, тоже никак не относились к моралистам, но свою жизнь и благополучие ценили очень высоко; именно это сплачивало их, делало сброд отрядом, где каждый вынужден крепко держаться друг за друга. Если бы кто-то попытался пойти на предательство, он пал бы первой жертвой. Урбс прекрасно знал это, потому-то предложенный Берфиттом вариант относил к числу невыполнимых.

Размышляя так, Урбс бесшумными шагами продвигался вдоль постов. Ему всегда лучше думалось в темноте и в движении. Что-то уже начало складываться в его голове, когда он услыхал странный звук, заставивший его застыть и вскинуть всегда готовое к бою оружие.

Звук, донесшийся до него, мог, конечно, издать и зверь; во всяком случае, так скорее всего подумал бы человек, непривычный к Экваториальной Африке и не знающий как следует ее этноса. По мнению людей несведущих, живые существа тропического леса или буша могут издавать великое множество всяких звуков, на самом же деле их количество и характер достаточно ограниченны. Урбсу это было прекрасно известно, и он ни на мгновение не усомнился в том, что услышанный им звук не принадлежал ни одному из обитавших здесь зверей: он вышел из уст человека.

Урбс в этот миг находился между двумя соседними постами и не мог позвать на помощь никого, чтобы не выдать себя. Сейчас приходилось полагаться только на самого себя. Впрочем, ему не впервой.

Услышанный звук Урбс оценил сразу: он свидетельствовал о беспомощности. Правильнее всего было бы определить его как сдавленный стон, вырвавшийся вопреки старанию удержаться. Урбс и сам поступил бы так же, окажись он в критическом положении в густом мраке обступающего Приют леса Всякий звук привлекает внимание зверей куда быстрее, чем доходит до сознания человека, а выстоять в схватке с хищником безоружному вряд ли удастся, если он даже здоров.

Первая мысль, шевельнувшаяся в мозгу Урбса, была, пожалуй, самая нелепая: он подумал, что это Берфитт. Вертолет мог потерпеть аварию, а то и подвергнуться атаке с земли или с воздуха: до полного спокойствия в Раинде было еще далеко В таком случае Берфитт мог пострадать при вынужденной посадке или даже — если вертолет подвергся обстрелу с земли — получить ранение. Произошло это где-то поблизости, вскоре после вылета из Приюта, иначе Берфитту было бы сюда не добраться. Если так, то надо спешить на помощь. О возможности появления Берфитта говорило и то, что неизвестный явно пытался добраться именно до Приюта, иначе нормальный, знающий эти места человек поскорее покинул бы пределы звериного царства.

Решение созрело мгновенно. Держа автомат на изготовку, Урбс сдвинул со лба на глаза окуляры ноктовизора. До сих пор начальник обходился без этого полезного прибора, но всегда имел его при себе, совершая обход. Он повернул влево и, ступая все так же бесшумно, направился туда, откуда только что донесся стон; Урбс двигался, пригибаясь, чтобы не представлять собой хорошую мишень на случай, если это ловушка. Одновременно он внимательно вслушивался в тишину.

Человек, однако, молчал, и идти приходилось почти наугад. Хотя Урбс был уверен, что в общем сохраняет верное направление.

Сделав уже около тридцати шагов, он снова уловил наконец звук. Не стон, но громкое, редкое дыхание; казалось, человек втягивает и выталкивает из себя воздух уже из последних сил.

Ориентируясь на звук, Урбс немного изменил направление и, продвинувшись еще футов на тридцать, нашел наконец того, кто заставил его немало встревожиться. Он снова поднял ночные очки на лоб, вгляделся.

К счастью, тут стонал не Берфитт; лежавший человек был — Урбс понял сразу — куда меньше ростом, и кожа его казалась намного темнее. Это явствовало даже сейчас, почти в полной темноте: лицо его почти не выделялось на фоне земли, в то время как свои загорелые руки Урбс ясно различал. Немного поколебавшись, он включил фонарь — всего лишь на мгновение. И тут же выключил, успев заметить главное.