Приют - [35]

Яринка вскочила, и, фыркнув, как разъярённая кошка, вылетела из дортуара, хлопнув дверью.

Настуся растерянно заморгала, продолжая держать перед собой чепчик.

— Ой… я её обидела?

— Не обращай внимания, — успокоила я, — Скоро она об этом разговоре и не вспомнит.

Но как показало будущее, я ошиблась.

После ужина Агафья объявила, что сейчас в гостиной включит сказку про Летучий Корабль, и хоть я её уже видела, решила посмотреть со всеми ещё раз. Чтобы не оставаться одной, и отвлечься от тягостного мерзкого чувства, которое всё это время сидело где-то на задворках моего сознания, а сейчас, с наступлением сумерек, начало выбираться наружу. И было оно связано с Белесым, с его мяукающим голосом и шумным дыханием, с руками, которые могут хватать и стискивать…

Пока я была с Дэном, с Яринкой, пока в крови ещё играл мстительный азарт, всё произошедшее казалось приключением, чем-то интересным и почти смешным, учитывая то, как ловко мы взяли верх над Белесым. Но чем дальше, тем сильнее веселье уступало место угнетённости, странному чувству потерянности, словно под ногами вдруг исчезла знакомая тропа.

Сидя вместе с Яринкой и другими девочками на разноцветных пуфиках и креслах перед широким экраном, я старалась следить за сюжетом сказки, и даже смеялась вместе со всеми в забавных местах, но внутри меня разрастался мокрый и грязный сугроб, в который я всё глубже проваливалась. Наконец, поняв, что притворяться больше нет сил, я на цыпочках покинула гостиную, и вернулась в дортуар. К счастью там никого не было, никто не стал спрашивать, почему я съёжилась на подоконнике, прильнув виском к стеклу.

Грязный сугроб стал больше, холод от него распространялся на всё тело, теперь даже мысли делались тусклыми и мёрзлыми…

Еле слышно открылась и закрылась дверь, послышались лёгкие шаги, и рядом со мной на подоконнике оказалась Яринка. Устроилась напротив в такой же позе — руки обнимают согнутые колени, голова прильнула к стеклу.

— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, — глядела она грустно, но понимающе.

— Что? — даже голос стал тихим и хриплым, мёрзлым.

— У нас в подъезде на первом этаже один дядька жил. Мне тогда семь лет было, я только в школу пошла, и он утром стал караулить меня на лестнице, там темно у самого выхода. Сначала шоколадки разные давал, всё говорил, какая я красивая девочка. Потом стал в щёку целовать и по попе хлопать. Ну как бы в шутку, я и внимания не обращала. А однажды сказал, что даст мне шоколадку, если я его тоже потрогаю… ну там. А я ещё мелкая была, ничего не понимала, вот он взял мою руку и стал водить себе по штанам. Тут наверху кто-то дверь открыл, он испугался, сунул мне шоколадку и ушёл. А на следующее утро опять… только теперь хотел, чтобы я руку ему в штаны засунула, но мне противно стало, я вырвалась и убежала. А после школы рассказала отцу.

Яринка замолчала, уткнувшись носом в колени.

— И что отец? — наконец спросила я.

— Отец побил меня.

— За что?!

— Сказал, что если я такая маленькая уже мужчин завлекаю, то, что дальше будет? Кричал «Шлюха в доме растёт!». А потом запер меня в кладовке и маме не разрешил открывать. Она меня выпустила только когда он уснул. Я всё плакала и спрашивала, почему, если это всё так плохо, папа побил меня, а не соседа? Ведь это он придумал. А мама сказала, что многим людям легче обвинить слабого, чем защитить его. Понимаешь?

— Нет, — призналась я.

— Дэн всё правильно придумал. Если бы ты просто пошла к Агафье и рассказала, как было, тебя бы наказали и за планшет, и за то, что в лес бегала, и ещё за то, что на охранника наговорила. Тебе никто бы не поверил. Потому что ты маленькая и девочка. А он взрослый и мужчина. Прав тот, кто сильнее.

Я молчала, обдумывая её слова, а Яринка добавила:

— Даже если бы Агафья про себя поверила тебе, а не ему, всё равно бы наказала.

— Да почему?!

— А им это надо? Легче тебе всыпать, чем вызывать полицию, разбираться с охранником, и выносить сор из избы. Это же пятно на репутации приюта.

Я удивлённо покосилась на неё.

— Ты сейчас говоришь как училка или воспитательница.

— А я просто мамины слова повторяю, — хмыкнула Яринка, — Только она говорила про репутацию семьи, за которую беспокоился отец.

— А потом что было? Сосед от тебя отстал?

— Отстал. Но не сразу. Он по утрам так же меня на лестнице ждал, только я хитрее стала — сначала из окна подъезда на втором этаже вылезала на козырёк, и уже оттуда спускалась на землю.

Я невольно улыбнулась, а Яринка продолжала.

— Поэтому я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Мне тоже было плохо. И не из-за отца, а просто… ну это как будто… Мы часто во дворе в прятки играли, и вот когда тебе кажется, что ты так хорошо спряталась, и вдруг тебя находят…

Яринка замолчала, не в силах подобрать слова. Но я поняла, что она имела в виду, потому что сама ощущала нечто похожее. Как будто с меня неожиданно сорвали невидимую защиту, что-то, что позволяло мне, на правах ребёнка, считать себя неприкосновенной.

А уже ночью, завернувшись в одеяло с головой и почти засыпая, я поняла, это — навсегда. Что бы ни происходило дальше — ко мне не вернётся прежнее чувство безопасности. Но это меня не расстроило, на тот момент я уже поняла, что именно так и начинают взрослеть.