Прийдите, любящие - [5]

Во время перерыва Ковалев сказал Ларисе: - Слушай, на следующей паре, если будет проверка, скажи, чтоб за меня крикнули, ладно? Лариса, впервые услышавшая от него такую просьбу, удивилась, но ничего не спросила. Она была умная женщина, Лариса, и ей не везло в любви. Ковалев вышел на улицу и решил съездить к Вове. Но по дороге, в трамвае, почему-то раздумал. Поехал домой, хотя ему и не очень хотелось лишний раз выслушивать материнские нотации. Но мать встретила его молча, сказала только: "Ешь". Ковалев поел, лег с книжкой на диван и уснул. Часа в два проснулся, умылся, и поехал в университет, на семинар. Семинар вел пушкинист Ярошевич, эстет и брюзга, втайне ненавидевший студентов, - пропускать его занятия было опасно. День был серым, как и утро. В трамвае было тесно, народ ворчал и обреченно толкался. Ковалев с чувством облегчения выскочил из трамвая, побежал через дорогу и вдруг увидел Ирину. Она улыбалась ему с противоположной стороны улицы. Ковалев остановился, как вкопанный, взвизгнул тормозами "Жигуль" и усатый дядя погрозил Ковалеву кулаком. Ковалев отмахнулся от него и хотел вернуться на свою сторону, но улицу вдруг заполнили автобусы, троллейбусы и перебежать оказалось невозможно. "И откуда вас, гадов, столько сразу понаехало?" - подумал Ковалев, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. А когда поток схлынул, Ирины уже не было. Ковалев в растерянности стал оглядываться по сторонам и тут кто-то тронул его за рукав. Он обернулся - рядом была она. - Ну, и что? - спросила она. - А что? - Обиделся, да? - Ну... - Ковалев развел руками. - А ты не следи за мной. Я не люблю. И не спрашивай. Я сама все объясню, если надо будет. - А не надо ничего объяснять, - мрачно сказал Ковалев. Она внимательно посмотрела на него и глаза ее перестали улыбаться. - Ну, не надо - так не надо... Тебе туда? Пошли. Они пошли рядом. - Я тебя здесь ждала, - сказала она. - Откуда ты узнала, что я приеду? - А вот узнала. У тебя сегодня семинар. - В университет ходила, да? - Нет. Знакомая там работает. - Ну-ну... Он уже не знал, чему верить, чему - нет. Только ощущал какую-то робкую радость, чуть живую, чуть теплую, которую легко можно было погасить. - А утром? - спросил он. - Что - "утром"? Утром я тебя не ждала... Я вообще по утрам никого не хочу видеть. - Играешь ты со мной, - вздохнул Ковалев. - А я ведь не мышка. - И я не кошка, - сказала она и взяла его под руку. - А зачем же тогда обманываешь? - Да не обманываю я. Просто объяснять пока не хочу. Я ведь тоже боюсь, понимаешь? У него закружилась голова, и вот теперь-то он уж точно ничего не понимал. - Я так боялся тебя потерять. Так боялся. А ты... - Знаешь что? Вот когда стану твоей женой - тогда и будешь просить и проверять, где я и почему. - Не станешь, - скорбно сказал Ковалев. - Почему? - Она даже остановилась. - Потому. Не станешь - и все. - Вот дурачок. Ты посмотри на меня, ну? Я хозяйка хорошая, все умею. А когда накрашусь, так мужики падают. Ковалев опустил глаза. - Смеешься ты надо мной. Нехорошо это. Они шли и шли. И шли в сторону, противоположную от университета. "Да и черт с ним, с Ярошевичем. Злобный он и мстительный. Тоже мне, знаток Пушкина!.. Сдам как-нибудь... Вывернусь... Всего Пушкина наизусть выучу", - подумал Ковалев. Вид у него был обалделый, и мысли, конечно, тоже. Они шли и шли, пока не оказались на привокзальной площади. - Ну и куда мы пришли? - спросил Ковалев. - На вокзал, конечно. - Зачем? - А я уеду сейчас. - Куда? - испугался Ковалев. Она засмеялась: - Вот глупый! К подруге, она в Белореченске живет. Час езды на автобусе... Они пришли на автовокзал, купили билет, вышли на посадочную площадку. - Вон и автобус уже стоит, - сказала она. - Ну, до встречи. - Когда? Она опять засмеялась: - Когда хочешь. Подошли к автобусу: - Ну, а сейчас ты зачем меня обманула? - Я не обманула. Насчет встречи? Нет, не обманула. Правда, когда хочешь. - Ладно. Допустим, я хочу сейчас. Она немного подумала: - Знаешь... Прямо сейчас не получится. Следующий автобус - через четыре часа. Вот ты на него сядешь и приедешь в Белореченск. Выйдешь на автостанции, пройдешь лесом до пятиэтажки - она там всего одна, не заблудишься. Квартира сорок шесть. Запомнил? И она поцеловала его мягкими теплыми губами, вошла в автобус и махнула ему рукой из окна. Он закрыл глаза, постоял с минуту. Открыл - и оказался в другом мире. Солнце выглянуло, и все вокруг было залито теплым светом, и все светилось и радовалось теплу. Даже собака, бежавшая через площадь, - и та, казалось, светилась от счастья. Он вернулся в автовокзал, купил билет на следующий рейс: все было точно, автобус отъезжал через четыре с небольшим часа. Первое, что он сделал дома - это залез в ванну и вволю понежился. Потом объявил матери, что едет в деревню к другу, возможно, с ночевкой. - Ну, к другу - так к другу, - равнодушно сказала мать. - Завтра когда придешь? - После занятий. Часов в пять. Все было хорошо в этот вечер. Наступили сумерки, вспыхнули за окном веселые фонари. Ковалев слушал магнитофон, подгоняя время, потом подумал, что надо бы погладить брюки и рубашку, и оказалось, что времени остается совсем мало, и надо спешить. Бегом прибежал на автовокзал. Автобус выехал по расписанию, в салоне было пусто - всего шесть или семь пассажиров. Выехали из города и помчались по шоссе мимо белых полей и дымчатых перелесков, мимо черных изб и покосившихся заборов. Ковалев смотрел во тьму. Он впервые оказался за городом на ночь глядя, и все казалось ему необычным, интересным. Вскоре пассажиры стали выходить на остановках и с Ковалевым в салоне остался один только старик с рюкзаком и в телогрейке. Потом он задремал, а очнулся, когда переезжали реку, на пароме. Мел снег, исчезая бесследно в черной воде. У дальнего берега в холодных волнах плясали огоньки. Водитель вышел из автобуса, курил, облокотившись о перила, сплевывал в воду. Когда приехали в Белореченск, было уже совсем темно. Ковалев увидел маленькую площадь, слабо освещенную двумя фонарями с железными рефлекторами. Черные домишки, заборы - и тишина, нарушаемая простуженным лаем собак. Автобус развернулся и уехал, и Ковалев пошел по дороге в ту сторону где, как он предполагал, должна стоять невидимая отсюда пятиэтажка. Дома и заборы кончились и Ковалев вступил в темный, глухо шумевший поверху, бор. Дорогу было еле видно, он то и дело спотыкался, но вот впереди показался огонек: кто-то шел с фонариком ему навстречу. Луч света скользнул по лицу Ковалева и упал в снег. - Скажите, я правильно иду - к пятиэтажке? - спросил Ковалев. - А? - отозвался мужской голос. - Ну да. К ней. Помолчал и спросил: - А кого там надо-то? - Не знаю. В гости позвали... - А-а... - мужчина помахал фонарем, пожал плечами и пошел своей дорогой. Через сотню-другую метров лес стал редеть и вот уже всеми окнами засияла впереди пятиэтажка. Над подъездами горели фонари, на скамейках заседали бабушки, мальчишки играли в снегу. Ковалев подошел к бабушкам, поздоровался, спросил, в каком подъезде сорок шестая квартира. Подъезд был невероятно грязен, здесь пахло кошками и мочой, и стены, и двери были исписаны людьми, которые, кажется, знали всего три буквы русского алфавита.