Приятно быть поэтом - [2]

Нет, невозможен

Такой худой конец.

Выну из ножен

Я меч-кладенец!

Раз! И умирает

Наган Наганыч Гад,

А щенок визжаст:

«Спасибо, очень рад!»

Начало 30-х годов

Стихи о Серапионовых братьях, сочиненные в 1924 году >{3}

Серапионовы братьи —

Непорочного зачатья.

Родил их Дом искусств

От эстетических чувств.

Михаил Слонимский:

Рост исполинский. —

Одна нога в Госиздате

И не знает, с какой стати,

А другая в «Ленинграде»

И не знает, чего ради.

Голова па том свете,

На дальней планете,

На чужой звезде.

Прочие части неизвестно где.

Константин Федин

Красив и бледен.

Пишет всерьез

Задом наперед^{4}.

Целуется взасос.

И баритоном поет.

Зощенко Михаил

Всех дам покорил —

Скажет слово сказом^{5},

И готово разом.

Любит радио,

Пишет в «Ленинграде» о

Разных предметах

Полонская Елизавета.

Вениамин Каверин

Выл строг и неумерен.

Вне себя от гнева

Так и гнул налево,

Бил быт,

Был бит^{6},

А теперь Вениамин

Образцовый семьянин,

Вся семья Серапионова

Ныне служит у Ионова ^{7}.

15/III 1928

* * *

Приятно быть поэтом

И служить в Госиздате при этом.

Служебное положение

Разминает воображение.

19. II–IX.27

Авторы и Леногиз

Все у нас идет гладко,

Только авторы ведут себя гадко.

Прямо сказать неприятно —

Не желают работать бесплатно.

Все время предъявляют претензии:

Плати им и за рукописи, и за рецензии,

И за отзывы, и за иллюстрации,

Так и тают, так и тают ассигнации.

Невольно являются думы:

Для чего им такие суммы?

Может, они пьют пиво?

Может, ведут себя игриво?

Может, занимаются азартной игрой?^{8}

Может, едят бутерброды с икрой?

Нельзя допускать разврата

Среди сотрудников Госиздата.

1927

***

Кто приехал на съезд?^{9}

Во-первых, Б.Рест.

Во-вторых,

Г. Белых,

Шишков,

Козаков,

К.Чуковский

(Украшение Большой Московской).

Лебеденко,

Черненко,

Миттельман

(Который о съезде напишет роман),

Моргулис

(Которые еще, в сущности, не проснулись),

И, наконец, я сам:

Который от счастья близок к небесам!

Академик^{10}.

15. VllI.1934. (Столовая (Бывшая Филиппова)

ПЕРЕЧЕНЬ РАСХОДОВ НА ОДНОГО ДЕЛЕГАТА

Руп

На суп,

Трешку

На картошку ^{11},

Пятерку

На тетерку,

Десятку

На куропатку^{12},

Сотку

На водку

И тысячу рублей

На удовлетворение страстей.

1934

Эпистолярные послания Е. М. Зильбер (Шварц)

I

Служу я в Госиздате, А думаю я о Кате. Думаю целый день — И как это мне не лень?

Обдумаю каждое слово, Отдохну — и думаю снова.

II

Барышне нашей Кате Идет ее новое платье. Барышне нашей хорошей Хорошо бы купить калоши. Надо бы бедному Котику На каждую ножку по ботику И надо бы теплые… эти… Ведь холодно нынче на свете!

На свете зима-зимище, Ветер на улице свищет.

III

Холодно нынче на свете, Но тепло и светло в буфете.

Люди сидят и едят Шницель, филе и салат. Лакеи, вьются, стараются, Между столиками пробираются.

А я говорю: «Катюша, Послушай меня, послушай. Послушай меня, родимая, Родимая, необходимая!»

Катюша и слышит, и нет, Шумит, мешает буфет. Лотерея кружит, как волчок, Скрипач подымает смычок — И ах! — музыканты в слезы, Приняв музыкальные позы.

IV

Извозчик бежит домой, А моя Катюша со мной. А на улице ночь и зима, И пьяные сходят с ума, И сердито свистят мильтоны, И несутся пустые вагоны.

И вдруг далеко, на Садовой, — Трамвай появляется новый. На нем футляр из огня, Просверкал он, гремя и звеня.

А я говорю: «Катюша, Послушай меня, послушай, Не ссорься со мной, — говорю, — Ты мой родной, — говорю».

V

Я прощаюсь — потише, потише, Чтобы не было слышно Ирише. Я шагаю один, одинокий Дворник дремлет овчинный, широкий.

Посмотрел Катюше в окно — А Катюше-то скучно одной. Занавески, радио, свет — А Катюша-то — смотрит вслед!

VI

До свидания, маленький мой. Когда мы пойдем домой? На улице ветер, ветер, Холодно нынче на свете.

А дома тепло, темно, Соседи уснули давно, А я с тобою, курносый, Даю тебе папиросы, Пою вишневой водой, Удивляюсь, что ты не худой.

Я тебя укрываю любя, Я любя обнимаю тебя. Катюша, Катюша, Катюша, Послушай меня, послушай!

4.1.1929

Н.K. Чуковскому (Петроград)

(Бахмут)

Послание первое

Так близко масло, простокваша,

Яичница и молоко,

Сметана, гречневая каша,

А ты, Чуковский, далеко.

Прославленные шевриеры ^{13}

Пасутся скромно под окном.

Котенок деревенский серый

Играет с медленным котом.

Цыплята говорят о зернах,

Слонимский^{14} говорит о снах —

И крошки на его позорных

Давно невыбритых устах.

Мы утопаем в изобильном,

Густом и медленном быту,

На солнце щуримся бессильно

И тихо хвалим теплоту.

И каждый палец, каждый волос

Доволен, благодарен, тих,

Как наливающийся колос

Среди товарищей своих.

Да, уважаемый Радищев^{15},

Веселый, изобильный край

Вернул с теплом, с забытой пищей

Знакомый, величавый рай.

И стали снова многоплодны

Мои досуги. И опять

Стал М.Слонимский благородный

Сюжеты разные рожать.

Пиши. Мы радостно ответим.

Пусть осенью, в родном чаду

Посланья о веселом лете

С улыбкой вялою найду.

* * *

Execu Monumentum

Я прожил жизнь свою неправо,

Уклончиво, едва дыша,

И вот — позорно моложава

Моя лукавая душа.

Ровесники окаменели,

Окаменеешь тут, когда

Живого места нет на теле,

От бед, грехов, страстей, труда

А я всё боли убегаю,

Да лгу себе, что я в раю.

Я все на дудочке играю,

Да близким песенки пою.

Упрекам внемлю и не внемлю.

Все так. Но твердо знаю я:

Недаром послана на землю

Ты, легкая душа моя.

24.07.1945