Привыкание - [3]

— Сегодня утром ты почти опоздал. Я видела, как ты паркуешься, — Ли указала на свое окно, выходившее на парковочные места. Она не ставила никаких галочек. Самый идеальный терапевт в мире, которого мой наставник порекомендовал из-за абсолютно спокойного, рационального поведения.

— Джана застала меня в душе, — сказал я, вспомнив очень приятный, но неуместный секс в душе. — Распорядок был нарушен, — она переехала полгода назад, после активного периода свиданий, и почти не внесла никаких изменений в дом, только стала самой красивой вещью, побывавшей на моей кухне.

— А, — сказала она. — Можно предположить, что все хорошо?

— Все как обычно. Она хочет, чтобы я был в безопасности. Думает, что каждый день за мной будут охотиться. Паникует. Беспокоится. Я ее успокаиваю. Это действует недолго, и так каждый раз...

— И она хочет, чтобы ты вернулся в Вестонвуд.

— Да.

— Ты сказал ей, почему ушел?

Это было очень неприятно. Только Ли была квалифицированной настолько, чтобы разгадать это, и она была единственным человеком, которому я бы доверил этот уровень сложности. И рассказал о своем желании защитить Фиону от ее семьи и средств массовой информации сразу после моего ухода из Вестонвуда, тогда Ли позволила мне увильнуть от вопроса, решив, что я расскажу о своих чувствах тогда, когда буду к этому готов.

— Джана не поняла бы, — ответил я.

— Ты должен попытаться.

— Она очень деликатный человек. Если я расскажу ей, что семья пациента давит на меня, то она будет беспокоиться. А если она узнает о контрпереносе, то будет еще хуже. (прим. контрперенос — психологический феномен, заключающийся в бессознательном переносе ранее пережитых (особенно в детстве) чувств и отношений, проявлявшихся к одному лицу, совсем на другое лицо, а данном случае чувств терапевта к пациенту).

— Контрперенос бывает. Ситуацию с семьей девушки она должна знать, потому что это не относится к тому, что может быть сказано в пределах этой комнаты.

— Там не о чем говорить, — сказал я. — Все, о чем я тебе рассказал, было моим умозаключением. Если она узнает это, то не сможет понять и начнет паниковать. Ей сложно иметь дело с вещами, которые не являются фактами.

— Как вы собираетесь так жить, Эллиот?

— Ты знаешь, что у меня от тебя глаза болят?

— Ты сказал то же самое о Джане.

Я улыбнулся, поняв насмешку и то, что ей на самом деле кажется это забавным. Она заметила мой контрперенос, связанный с кем-то вне кабинета терапевта. Переключение было необходимо. Контрперенос, когда у терапевта возникают запрещенные чувства к пациенту, намного хуже. Однако этот случай был под контролем, с моим контрпереносом к Фионе можно было справиться. Именно поэтому мне нужны эти сеансы с терапевтом — чтобы держать вещи под контролем.

— Не доверяю намерениям ее отца, — сказал я. — Он приходит ко мне и просит выпустить ее. Говорит мне о том, что она будет под присмотром, а меня щедро отблагодарят за потраченное время. То, как он сказал это, было неправильно.

— То есть ты думаешь, что он должен был попросить тебя оставить ее для дальнейшего наблюдения?

— Я думаю, что сам факт такой просьбы является проблемой. Если бы он попросил меня кормить ее в полдень, то ее бы кормили в одиннадцать, потому что я не доверяю ему.

— Это похоже на протест, — сказала Ли.

— Ты никогда не встречалась с этим человеком.

— Любой человек, смотревший телевизор, знает, что происходит. Средства массовой информации как стервятники кружат над ней из-за аварии с ее братом и нападения с колющим предметом на ее бойфренда, ни один нормальный человек не смог бы пережить это. Она вернется к наркотикам. Выпустить ее — означало бы толкнуть на истинный путь провала.

Ли откинулась на спинку кресла. Я не знал, нужно ли ей было пространство для живота, или она опешила от моего тона.

— Ты веришь в то, что принял это решение исключительно на основании объективных данных? — спросила она.

— Ли, какая разница, если это было правильное решение?

— Ты мне скажи.

Я не сделал этого, потому что не был готов сказать вслух о том, что у меня были чувства к Фионе Дрейзен.

Глава 3.

ФИОНА

Мне не нужна была черная тьма, чтобы уснуть, и это было хорошим знаком с тех самых пор, как я трахалась где и когда угодно. Иногда после этого мне нужно было отключаться. Однажды в половине одиннадцатого утра я проснулась сверху на Оуэне Бранче на полу клуба «Разрешение получено». Свет нигде не горел, а дамочки в голубых смокингах пылесосили пол под испанскую музыку, лившуюся из магнитолы. Оуэн даже толком не проснулся, но уже поджег косяк и передал мне. Я отключилась еще на полтора часа.

Но в Вестонвуде мне пришлось столкнуться с проблемой, которой не было прежде: мне все мешало уснуть. Знала, что не могла винить в этом свет, пробивавшийся из окошка на двери, сверчков или шум воды в трубах, когда где-то спускали воду в туалете.

Я ударила Дикона ножом, и теперь меня накрывала волна сожаления. За все, что натворила за все эти годы. Каждое ветреное предательство. Каждую прихоть. Каждый раз, когда я причиняла кому-то боль, совершив мелкое нарушение. Вина за то, что бросила Оуэна после выпускного в высшей школе. За то, что сосала его член на следующей неделе только потому, что он просто оказался рядом. За то, что выбросила его телефон из своей машины на 101-ой улице после того, как услышала от Оуэна, что он кончил мне в рот только потому, что он был красивым. За то, что остановила машину и ударила его в лицо, а потом рассказала всем о том, что он сделал, чтобы никто не тусовался с ним.