Привыкание - [24]

— Что же он увидел?

— Я — доминатрикс.

— Оу.

— И хорошо справляюсь с узлами, — она улыбнулась над краем своей чашки, по-прежнему рассекая меня взглядом.

— Мне говорили, что вы очень талантливы.

— У меня есть навык к определённым вещам. Самые сложные связывания требуют множество верёвок. Любой человек может связать две, но связать три, от промежности к плечам… Трудно заставить их гармонировать. Трудно сделать узлы сильными так, чтобы все были одинаковыми. Но я училась у лучших, — она поставила чашку и сменила тему и позу. — Вы для всех своих пациентов ищете одежду?

— Как правило, нет, но я хотел увидеть это место. Её жизнь здесь является частью того, кто она есть, а я не мог представить этого. Это было помехой для меня. Я не могу понять рутину.

— Вам любопытно?

— Не совсем.

— Я могу вам дать приглашение на приём.

— Нет, — я не мог ещё больше пересечь эту линию. Это полностью уничтожит доверие Фионы ко мне.

— Точно? — она, очевидно, не поверила мне.

— Точно. Я здесь, чтобы узнать о Фионе.

Она вздохнула.

— Я предам доверие, если скажу то, что все уже знают? Это в новостях каждую ночь. Публика питается ею, словно стервятники внутренностями. И у неё нет воспитания, чтобы восстать против них. Не за что уцепиться

— Она получила очень традиционное воспитание, — сказал я. — Её семья — религиозна. У неё семь сестёр и брат, на которых можно положиться.

— Её мать — суррогат из проволочной сетки.

Я откинулся на спинку стула, уделяя внимание своему чаю. Она имеет в виду исследование, в котором идёт ссылка на отнятие новорожденных обезьянок от своих матерей и помещение их к «суррогатной матери» из проволочной сетки и махрового полотенца, у которой был сосок с вытекающим из него обезьяньим молоком.

— Вы имеете в виду эксперименты Гарри Харлоу?

— Я точно не помню имя врача. Но я видела фильм о том, как обезьянки цеплялись за «проволочную мать» и кусали друг друга. Почти все они, в той или иной форме, были сексуально девиантными. На это было тяжело смотреть.

— Это исследование показало, что у новорожденного без привязанности к взрослому существует больше шансов стать импульсивным и жестоким, — сказал я. Эксперименты были бесчеловечными и ужасающими. Человеческие младенцы редко сталкиваются с таким уровнем отдалённости от любви взрослых. Но точка зрения была доказана: «суррогатная мать» вредит детёнышам.

— И в чём ваша теория о том, как это связано с Фионой? — я спрятал напряжение в моём голосе. Я всегда считал Фиону тем, кто может решить проблему. Дебби, по-видимому, думала иначе.

Она сложила руки на коленях, спокойно рассматривая меня.

— Младенцы не имели материнского тепла, но им предоставляли все другие удобства и удовлетворяли потребности. Даже больше, чем им было нужно. Что происходит, когда ребёнку такого «проволочного суррогата» потакается во всём, а затем ему приходится иметь дело со слабейшей болью? Разрывает ли их боль? Или они уже сломаны от удовольствия?

Я прислонился к перилам и посмотрел на город. Человек с мечом прекратил свой танец. Он сидел, скрестив ноги, смотря в том же направлении, что и я, а его руки были сложены в молитве.

— Когда она смотрит на мир, она видит только себя, — продолжила Дебби. — У неё есть большая семья с «проволочными родителями». Такие дети являются отродьем богатых сирот. Тот факт, что она может восполнить свою человечность, мне нравится.

Я почувствовал трение своего среднего пальца по моей верхней губе, прежде чем даже понял, что я потираю её. Я опустил руку вниз. Эта привычка заводила шестерёнки у меня в мозгу независимо от того, насколько мне это не нравилось. Её родители до сих пор не пришли к ней, чтобы рассказать о её брате. Они сбросили это на детей, чтобы те разобрались между собой. Так было всегда? Было что-то ещё, что сломило её? Должно было быть что-то ещё?

У каждого есть ковш, который может уместить в себя определённое количество боли. Некоторые ковши больше, чем другие, и все по-разному справляются с переполнением. Имело ли значение, что ковш Фионы медленно, капля за каплей наполнялся на протяжении многих лет, будто бы ей не дали инструментов для того, чтобы перекрыть вливание?

— Люди настолько сложны в своей простоте, — моё общее заявление не выдало никаких секретов, но, возможно, всё элементарно. Или нет. У меня было достаточно мыслей, чтобы их обдумать.

— Я рада, что вы зашли, — Дебби аккуратно поставила свою чашку обратно на поднос. — Было очень приятно встретиться с человеком, который помогает Фионе. Она хороший человек с добрым сердцем.

 Я встал.

— Мне тоже было приятно познакомиться.

Мы пожали друг другу руки, и я ушёл. Я бросил сумку с одеждой на пассажирское сиденье, и был уже на полпути вниз по склону, когда понял, что не мог больше терпеть. Я должен был знать, что она упаковала, и что она ожидала, что Фиона будет носить.

Молния на сумке завизжала, когда я открыл её. Обувь была в отдельном зашнурованном мешочке. Это были белые кроссовки на липучке, простые и незамысловатые. Было ли это неправильно, что я находил их такими сексуальными в их чистой простоте? Отсутствие чувственности, складки на задниках, где они были помяты. То, как язычки торчали в беспорядке. Пятка на левой кроссовке была более стоптанной, чем на правой. Ей нравилась её левая нога. Это была самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел.