Привязанность - [98]
Она наклонилась, чтобы посмотреть в дверь. Марк, весь сгорбленный, расхаживал туда-сюда, плечом прижимая трубку к уху. Он, она это знала, останется снаружи, будет дожидаться, пока солнце ускользнет за холмы. Она не вышла, чтобы составить ему компанию; вернулась вместо этого к кухонной раковине. Через окно мельком увидела Изумруда, порхавшего среди зарослей бугенвиллеи в последних лучах света. Его крылья так быстро били по воздуху, что их почти не было видно, и это плавание в воздухе усиливало производимое им впечатление, будто он в большей мере рыба, нежели птица.
Марк сказал, чтобы Брунгильды больше не было. Он по-своему во всем этом участвовал, подумала она, желая достичь какого-то равновесия. Она порезала картофель ломтиками, густо его посолила, полила маслом и вытряхнула из миски в сковороду. И впервые перестала думать о настоящей «Джиоване» — Магдалине, Брунгильде, одной и той же Дэновой пташке. Сколько мужчин роняли слюни над этой юной бразильянкой? Джин чувствовала себя слабой и такой же хрупкой, как морской еж, балансирующий на краю подоконника. При одном или двух исключениях, главным образом связанных с советами о прическах, она отдаляла себя от Джиованы, по-настоящему не признавала ее, в конце концов реальной девушки, где-то живущей и так дурно использованной. Вот где ты предала доверие, миссис Х. Джин открыла дверцу духовки и сунула противень внутрь. Теперь уже слишком стемнело, чтобы разобрать, по-прежнему ли Изумруд порхает за окном, хотя он никогда подолгу не задерживался. Джин гадала, куда он делся. Сколько ни искала она в саду, но гнезда так и не нашла.
Она решила обойтись без обеда — и без обеденного разговора. Нацарапав записку о плохом самочувствии, что было правдой, она легла в постель в гостевой комнате.
В семь утра Джин уже была на дороге и направлялась к Domaine du Pêcheur[90], дремучему заповеднику с ревущей рекой и с тем, что на Сен-Жаке оставалось ближе всего к дикой природе: к полевой штаб-квартире проекта Beausoleil.
Ее радовало, что сегодня у нее есть работа, особенно вот такая. По пути в заповедник сошлись в одной точке два старых джипа: вряд ли предстояло то широко освещаемое прессой событие, которое она воображала, надевая юбку, предназначавшуюся для аэропортов и интервью. Журналистов было только трое — Джин, корреспондент с острова Маврикий в нелепо огромных темных очках и репортер из «Le Quotidien», бродивший вокруг бревенчатой хижины, принадлежавшей центру.
Ассистентки проекта напоминали Джин группу усердных преподавательниц перед поднятием занавеса: они переговаривались друг с другом тихими голосами, проверяли и перепроверяли свою аппаратуру слежения и, время от времени, Бада, своего подопечного. Зеб, зоолог из Лондона, слушал журналиста с Маврикия, рассказывавшего о программе по сохранению дикой природы на Большом острове, которая предусматривала «полное спасение близких к исчезновению розовых голубей и длиннохвостых попугаев». Но Джин обнаружила, что ее не трогают судьбы этих других птиц, несмотря на их равно драматичную убыль и возрождение, а также их более очевидную привлекательность, яркий окрас крыльев. Пустельги больше походили на нее: эти относительно малоподвижные и одинокие существа, у которых даже грудное оперение было покрыто пятнышками, напоминавшими веснушки. Нет, все ее чувства были направлены на этого малыша, как будто он доводился ей родственником; что ж, так оно и было, каким бы неперспективным он ни казался.
Джин вспомнила, что сегодня у нее день рождения. Глядя на Бада, на принца, заточенного в клетку, она впервые задалась вопросом, на самом ли деле это искусственное возрождение так уж хорошо, как все предполагают. Они были красивы, эти маленькие соколы, и, конечно же, она знала все аргументы в пользу восстановления их поголовья. Но, может быть, если они неспособны восстановиться самостоятельно, им следовало дать вымереть, подобно нелетающим додо на Маврикии? Другие-то выжили, несмотря на ДДТ и утрату естественной среды обитания, — например, люди. Борьба за выживание делает тебя сильнее. Или же всегда будет продолжаться кормление заранее умерщвленными мышами? Наряду со сбором яиц, искусственной инкубацией и искусственным натаскиванием, воспитанием и вскармливанием, а также защитой от хищников?
Она подумала о Вик и Викраме, начинающих совместную жизнь, и о том, какое неоспоримое счастье они, должно быть, испытывают из-за того, что все ложится на свои места, а окончания этого не предвидится.
Опять Ларкин — он видел их бесконечно скользящими по склону, «подобно птицам, дерзким и свободным». Найдет ли себе Бад подходящую пару, когда спустится по длинному склону? Их, как ей было известно, привлекают наиболее перспективные производители, но при малых или незаметных различиях, при отсутствии какого-либо параметра, который был бы подобен соотношению между окружностями бедер и талии, которым бы они руководствовались, — как им разобраться, кто бы это мог быть? Бад был таким маленьким игроком, он нарушал все каноны — так кто же поджидал его там, на свободе? Возможно, другая пустельга, а возможно, и подвергающийся большой опасности розовый голубь. И она недоумевала, каким образом ей когда-либо удастся загладить все то, что она натворила. Ее колонка и даже в большей степени статья о выживании видов казались ей абстрактными как никогда.
