Привязанность - [59]

Шрифт
Интервал

) ответ мистера Мэннинга на тот вопрос, который она постеснялась задать мистеру Скалли: да, читатели «Миссис», пресловутая точка G действительно существует — хотя даруемое ею наслаждение — так же, как это было с его поцелуем, — оказалось притупленным ненасытностью. А как оценить эти египетские хлопчатобумажные простыни — тысяча двухсотый номер пряжи еще раз перевернул ее представление об их владельце, регбисте с огромными ступнями. Но чаще всего она возвращалась (сентиментально, по-детски) к тому, как он взял ее, позаботившись о том, чтобы покрыть ее равномерно и полностью, так же аккуратно, как перед тем складывал свой носовой платок, и все это имело тот же запах, только в расширенном издании, — это пахло как свежее белье и влажная кожаная куртка, как Дэн.


Когда Джин проснулась, она была одна. Всего мгновение, одно прекрасное мгновение, ей представлялось, что она на Сен-Жаке. Ее дезориентировали незнакомые звуки дорожного движения и странный свет, утреннее солнце, пронизывавшее тонкие оранжевые шторы, словно мандариновое сновидение. А потом она села. Она не вполне восприняла обитую тканью стену позади кровати — это что, мешковина? Немного в стиле семидесятых, но, несомненно, в этом был смысл: еще один классический дизайн. Она посмотрела время, 8:18. Рядом с часами-радио — голубая стеклянная пепельница с двумя окурками, торчащими кверху, как лапки нырнувшей утки. Один из окурков оставила она. Наряду со всем остальным, эта сигарета, вкус которой она до сих пор ощущала, в свое время казалась совершенной, была в свое время совершенной, оставшись последним ее ярким воспоминанием об этом вечере. И огромная порция виски, «ночной чепчик» — или «чубчик», как говаривали у нее дома.

Джин встала и, закутавшись в простыню, прислушалась. Ни звука: никого не было ни в ванной, ни в кухонной нише. Она почувствовала облегчение от того, что Дэна нет, — но куда он делся? А это что, телевизор? Что-то светилось на длинном столе, глядя прямо на нее. Джин, потуже обмотав вокруг себя простыню, подалась вперед. Что это такое? Она сошла с низкой платформы кровати (каждое движение напоминало ей о той или иной части тела, вовлеченной в то, что происходило ночью) и по гладкому бетонному полу подошла к столу. Это был компьютерный монитор, такой же недосягаемо тонкий в своем классе, как золотые часы мистера Скалли, и в нижней части черно-белого экрана высвечивались красные буквы сообщения: скоро буду с пантеоном, кофе на кухне.

Что же до изображения, то это была фотография, представлявшая отвернувшуюся спящую женщину. Артистически накинутая простыня достигала области чуть ниже высокого бедра. Поверх грудной клетки выглядывали веером развернутые кончики пальцев; от углубления талии к плечу словно бы поднималась дюна; голова и волосы кружились в замутненном водовороте, напоминая спутниковый снимок урагана. Теней позади фигуры не было — дрема на облаке. Фотография походила на старинную, но таковой не являлась. Это была Джин.

Она прикрыла рот ладонью, из-за чего часть простыни упала. Полностью теперь пробудившись, она испытывала жгучее желание уйти. Собрала свои вещи — платье, колготки, лифчик и трусики (запоздалый стыд, когда она нашла их глубоко погребенными в ее тоге из простыни). Никакого кофе: Джин с одеждой в охапке прошаркала в ванную и оделась. Она сильно зажмурилась, не готовая к контакту с неожиданно причудливым зеркалом, подвижным триптихом над умывальником, и ополоснула лицо. Прислушиваясь поверх журчания нежной струйки из крана, не появился ли Дэн, она ухватилась за спасительную мысль.

Быстро — она найдет камеру и сотрет фотографии; потом, быть может, сумеет разобраться, как удалить фотографию из его компьютера. Джин вернулась к мерцающему экрану, броско размещенному в пустом пространстве, словно реклама. Но она сразу же поняла, что никогда не сможет с этим разобраться — это был компьютер нового типа, без кнопок и без какой-либо клавиатуры. Она не видела даже, каким образом он включается — или, скорее, выключается. Подобно зеркалу в ванной с его створками — подобно Дэну, субботнему нападающему, выбегающему ниоткуда и пересекающему слепое пятно зрения, — этот компьютер содержит образы Джин ad infinitum[59]. Даже если ей удастся стереть этот, на его месте появится другой, а затем еще другой и еще, воспроизводясь, а не умирая, — так, рассекая дождевого червя, его можно только умножить.

Она посмотрела на кровать — место постановки: эта ткань, покрывающая стену, являла собой идеальный фон для фотографий, поглощающий свет, словно бархат. Помимо этого факта и неграмотной надписи, изображение на экране ни в коей мере не было непристойным — в сущности, оно было прелестным. Не было смысла говорить: «Ох, что за время для тщеславия, неужели нет границ, устанавливаемых стыдом?» Оно уже существовало, прелестное и опасное, — и, подобно предполагаемой модели Джиоване, просто ожидало, чтобы его открыли.

Она обвела взглядом комнату. Никакого беспорядка, немного вещей и еще меньше книг на консольной полке во всю длину комнаты — найти камеру будет нетрудно. Наконец она увидела ее на полу возле кровати, рядом с асимметричным пластиковым флаконом лубриканта «Астроглайд».


Рекомендуем почитать
Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.