Приводя дела в порядок - [41]

В Кургане дождь прошел совсем недавно, еще пахло озоном на пустынном перроне. После шумного даже ночью Петропавловска-Казахского – непривычно. У «казахских», вполне себе русских, торговцев соседка Андрея купила круглый, будто громадная клоунская шайба из циркового реквизита, магнитофон и шесть батареек («лучше „верты“, зуб даю!») к нему. Магнитофон, конечно, не работал, неожиданно в динамике прохрипело какое-то местное радио с концертом по заявкам, но и оно пропало, икнув.

Сосед икнул вместе с радио, допивая пиво прямо из банки, и только тогда предложил Андрею присоединиться. Пока Андрей отказывался, стараясь, чтобы это выглядело не брезгливо, соседка уже забросила так толком и не заработавший магнитофон в отсек для белья и подсела к Андрею, протягивая через стол соседу пустую кружку, – оказывается, предлагали ей. Сосед, проливая пену на скатерть, разлил из новой банки шипящий продукт – себе в стакан из-под то ли чая, то ли остатков вчерашнего коньяка. Андрей отвернулся, чуть прикусив губу и закрыв ненадолго глаза. Было почему-то не жарко, даже немного знобило – может, из-за грозы.

Сосед наконец допил стакан, отставив его подальше (рука немного тряслась), откинулся назад, сдернув штору и чуть не сорвав проволоку, на которой держались кольца, потом снова тяжело нагнулся к столу, посмотрел в окно и, куражась, протянул:

– Курга-а-ан…

Поезд дернулся последний раз, мелко задрожал и остановился. Снаружи через приоткрытые окна что-то забубнил громкоговоритель на столбе, потом раздался громкий щелчок. Сосед Андрея подался еще вперед, заулыбался и шепнул:

– Сейчас-сейчас…

Громкоговоритель снова щелкнул – и, наконец, женский голос сообщил:

– Пассажирский поезд Владивосток – Харькив прибыл на второй путь. Будьте осторожны!

Во второй раз поезд объявили с номером, но «Харькив» с украинским прононсом остался на месте.

– Это у них всегда так, еще с допотопных времен! – весело сообщил сосед. – Я однажды здесь остановился по делам, так не поверите, специально ходил на вокзал – узнать, почему и отчего у них так. Вы бы еще Москва – Пекин на китайском объявляли, говорю.

Соседка, пригубившая совсем немного, почему-то покраснела и грудным голосом поправила:

– Не-е… Москва – Пекин тут не ходит, я точно знаю, я ездию. Ездила, вернее, – еще больше покраснела она.

– Ну да, не в том дело, а в…

В общем, выяснилось, история печальная: работала на объявлениях одна барышня, еще в восьмидесятых. Вот она была как раз оттуда, из Харькова, аутентичная, так сказать. Потом, позже уже, заболела барышня, а подружки-сменщицы так привыкли к ее говору, что продолжали за ней повторять – только про этот поезд, остальные-то они нормально озвучивали. Ну как бы реквием такой, что ли, – ее ведь не вылечили, ту самую, из Харькова. Так до сих пор и объявляют: два раза в день, в один час – поезда-то эти встречаются в Кургане и стоянка до-о-олгая, так что те, что едут «оттуда», видят тех, кто «туда» едет, – такое вот совпадение…

Андрей, глядя в окно, услышал, как стукнул о стол стакан соседки, потом снова зашипело. Соседка зачем-то сказала, что «Реквием» они проходили в школе, так что слово ей знакомо, начиталась той, – она задумалась, вспоминая, – Цветаевой: «Я тебя никогда не забуду, ты меня никогда не увидишь…»

Сосед мелко захихикал, потом, чуть всхлипывая от смеха, стал что-то говорить про молодость и его школьные годы, когда Ахматову и Цветаеву не проходили, но и с Вознесенским не путали, потом стал увещевать обиженную соседку и рассыпаться комплиментами. Дальше Андрей уже не слушал, извинившись и еле протиснувшись между столиком и коленками соседки: хотелось выйти на перрон и вдохнуть полной грудью, но, оказывается, двери вагона снова закрыли – «подвижки состава». Все правильно, тут ведь меняют электровозы, вот и дергают вагоны туда-сюда.

Когда Андрей вернулся, на столе уже стояла третья банка пива, но о ней совсем позабыли: сосед увлеченно рассказывал, а соседка только охала. Андрей снова пробрался к окну, прижал горячий лоб к прохладному стеклу и услышал знакомую, из недавней прессы, фамилию:

– …Слепцов этот вполне вменяемый оказался. Собрали светил со всей Сибири, московского профессора пригласили, из Ростова специалистов вызвали, я приехал – и все как один говорят: вменяем!

– А как же он тех девочек-то?.. – ахнула соседка. – Разве ж нормальный такое сотворит?!

– На это есть термин – «маска нормальности». На английском это… забыл, – махнул рукой сосед. – Это понятие в семидесятых вывели – у них, конечно, у нас-то уже позже, когда признали существование вот таких типов. Это значит «поведение, направленное на соответствие принятым в обществе нормативам». То есть при наличии у носителя волевого контроля за поведением обнаружить его почти невозможно. А самое главное – между своими «всплесками» он абсолютно нормален, хватает кому раза, кому двух в год, чтобы дальше соответствовать нормам поведения в обществе.

– Это что ж, они такие умные, что всех обдуривают? – снова по-детски отреагировала соседка.

– Да нет, ай-кью у носителей редко зашкаливает, но и ниже среднего не опускается – вполне себе с интеллектом люди и даже с высшим образованием, что, конечно, одно из другого не вытекает, но все же…